Меня неожиданно задели слова этого человека. Выходит, муж Рене считает меня “плохой компанией” для его жены? Но почему? Потому что я разведена? В браке не родила детей? Потому что после наших посиделок в баре от Рене несёт алкоголем? Но в последнем пункте можно было бы винить в большей мере Астрид, нежели меня. Так почему же именно я ему так сильно и так давно, судя по его словам, не нравилась? Очевидно потому, что я полная противоположность Рене. Кто знает, чего от меня, самодостаточной разведёнки, может нахвататься его смирная жёнушка?
– Привет, Стэнли! – вдруг раздался за моей спиной голос приближающегося Маршалла. – Что, девочки весело провели время, да?
– Хорошо, что дни рождения только раз в году, – без усмешки отозвался Ламберт, а тем временем Маршалл уже сосредоточился на мне.
– Ну что, готова прокатиться с ветерком?
– Что, решишься побыть дерзким и откроешь форточку посреди октябрьской ночи? – искренне улыбнулась я, решив всё же не обижаться на Ламберта и быстро отпустить эту ситуацию: ну не нравлюсь я человеку, но так я и не доллар, чтобы нравиться всем!
– А ты сегодня на юморе, да? – ухмыльнулся Бардшо. – Давай ещё про мои развевающиеся на ветру волосы пошути, и я окончательно поверю в то, что ты ежедневно душишь в себе выдающиеся юмористические способности.
– Я никогда и ничего в себе не душу, мальчик мой. Я слишком умна для удушения и потому если я желаю убить в себе что-то, я в это что-то стреляю. Так быстрее и безболезненнее.
– А ты маньячка, Пайк. А ведь тебя даже не заподозришь.
– Я полна сюрпризов, – уже ныряя на боковое сиденье, ухмыльнулась я. – А ты ими полон?
– Ещё бы! Через край… – неоднозначно ухмыльнулся Бардшо и с громким щелчком пристегнул свой ремень безопасности.
Мы доехали до моего дома за семь минут – на три минуты быстрее, чем я добиралась до бара, так что можно сказать, что Маршалл и вправду катался “с ветерком”.
Уже отстегивая свой ремень, я вдруг, сама от себя не ожидая, обратилась к своему водителю:
– А можно вопрос?
– Ну валяй, следователь, – криво улыбнулся Бардшо.
– Говоря о своей умершей в младенчестве сестре, Астрид назвала её отсутствующей, а не умершей. Почему?
– Этот манёвр придумали её родители. Когда эта трагедия случилась, их боль была слишком сильна и, чтобы обходить острые углы, болезненное слово они заменили менее категоричным словом, которое в итоге прикипело ко всем членам семьи. Но мне кажется, что в итоге так вышло даже больнее. Говоря “отсутствующая”, ощущаешь, будто говоришь о живом человеке, который вышел на пару минут из комнаты и вот-вот должен вернуться, но только эта девочка не вернётся, и из-за осознания, которое проступает через обманывающее сознание слова, становится ещё больнее. Понимаешь?
– Уверена, что не до конца, но представляю себе предельно чётко. Знаешь, я всегда считала, что иметь семью – это счастье и, чем больше семья, тем больше счастье, должно быть… Но послушаешь вот таких вот историй и никакую семью не захочется. Лучше уж быть самому по себе.
– Ты просто привыкла к одиночеству.
– Уверена в этом, – гулко выдохнула я. – Ладно, спасибо, что подбросил. Хорошей ночи.
– И тебе, – поджал губы Бардшо.