Сначала всё было “вроде как нормально”: мы ехали по пустынной дороге из Грюннстайна, с непозволительной скоростью в сто двадцать километров в час проносились мимо убранных и неубранных придорожных полей, как вдруг, менее чем через полчаса, на дороге помимо нас начали появляться ещё машины. Они, в отличие от нас, совершенно никуда не торопились, а одна из них даже совершенно спокойно направлялась в сторону города, из которого я мчалась на всех парах. Когда мы проехали мимо небольшой деревушки, в которой люди невозмутимо прохаживались по центральной улице – кто-то выходил из бакалейной лавки, кто-то вёл ребёнка за руку, кто-то заряжал свой электрокар – до меня стало доходить, что здесь что-то не так.
– Включи радио, – приглушённым тоном обратилась я к Тристану, насилующему свой мобильный настойчивыми попытками поймать сотовую или интернет-связь, чтобы наконец связаться с Рэймондом и Кармелитой. Ещё было бы неплохо поговорить с моими родителями…
Судорожные всхлипы Клэр, раздающиеся прямо позади меня, ситуацию ничуть не разряжали. Посмотрев в зеркало заднего вида на зарёванное лицо совсем недавно утихомиревшейся девочки, лежащей своей прелестной белокурой головкой на промокшей от слёз груди Спиро, я сжато выдохнула, стараясь не морщиться от помех, льющихся из колонок.
Центральное радио не работало, как и пять основных норвежских волн, как и три основные волны союзных государств, привычно всегда ловящих практически в любой точке Союза, даже в самой отдалённой от цивилизации. Однако, как ни странно, нам в итоге удалось словить пару незнакомых мне волн с попсовой и классической музыкой. Обе волны потоками, одну за одной выдавали только музыку и ничего больше: никакой сводки о происходящем в мире, никаких правительственных предупреждений, просьб и предписаний – ничего.
Увидев в очередном провинциальном городке мужчину, выбежавшего на утреннюю пробежку в компании с немецкой овчаркой, на меня накатило неожиданно резкое, болезненно острое понимание: люди не проинформированы. Но почему?! Правительства если не всех, тогда хотя бы развитых стран должны знать о том, что
– Они ничего не знают… – обеспокоенно произнёс Тристан, смотрящий на проезжающий мимо городской автобус.
– А с учётом отсутствия мобильной связи и интернета, узнают слишком поздно, – отозвалась я.
– Их нужно предупредить, – подал голос Спиро.
– Разве? – произнесла я с иронией, о которой сразу же пожалела, но уже было поздно идти на попятную – парень
Месяц назад в Аргентине совершила обряд самосожжения некая известная предсказательница будущего, перед этим пообещав человечеству вымирание. Именно вымирание – это слово она использовала за секунду до того, как поднести спичку к своей облитой керосином одежде в онлайн-режиме на популярном видеоресурсе, на котором она вела многомиллионный блог. Женщине было пятьдесят два года, её знало полмира, пока она не сделала то, что сделала, после чего о ней узнала и та половина мира, которая до тех пор не подозревала о её существовании. Кто-то счёл женщину сумасшедшей, кто-то начал говорить, что она поступила так потому, что грядущая трагедия человечества показалась ей страшнее, чем тот ужасный способ самоубийства, который она для себя избрала. Для меня же это казалось всего лишь очередной интернет-истерией. До этого самого момента, пока в разговоре со Спиро я вдруг не вспомнила историю той посмертной знаменитости в сфере спиритизма.
– Мы могли бы предупредить хотя бы кого-нибудь… – не сдавался мальчик.
– Наша цель – добраться до моих родителей целыми и невредимыми. На остальное у нас нет времени, – я ничего не могла с собой поделать – все те манеры поведения, которые до сих пор плескались на поверхности океана моих отношений с племянниками, вдруг потонули под толщей хладнокровия, словно исчерпавшие себя ледники. Парни, наверное, были в лёгком шоке от моего цинизма, но, простите, я сама была в глубочайшем шоке от того, что пережила этим утром, от осознания того, что я оказалась способной намеренно переехать и даже покататься взад-вперёд по человеку – не человеку! она уже не была человеком!.. а вдруг её ещё можно было спасти?!.. вдруг можно было вылечить?!.. – и оказалась способной даже нож в глотку всадить тому, с кем менее чем за час перед этим улыбалась и попивала латте, наслаждаясь ароматом выпечки его жены, той самой, которую я…
Я встряхнула головой, чтобы вытрясти из её нутра мысли, способные, как я ощущала, довести меня до состояния потрясения, а состояние потрясения – это слишком опасно, сродни приговору…
Неосознанно я в который раз за прошедшее утро скользнула взглядом по цифрам, отображающимся на приборной панели и ободряюще сообщающим о том, что бак автомобиля заполнен до предела. Даже с облегчением и одновременным ужасом поняв, что в остальной Норвегии, не являющейся Грюннстайном, очевидно, всё тихо-спокойно, я не хотела останавливаться ни на секунду, особенно из-за проблем вроде проколотого колеса или необходимости дозаправки. О еде я пока даже не задумывалась. Зато мысль о возможности заражения всё ещё не выветривалась из моей головы, хотя мне немного и полегчало после того, что сказал тот умирающий русский. Во-первых, меня действительно никто не кусал, во-вторых, меня больше не тошнило и я даже вдруг начала чувствовать себя очень бодрой, словно дешёвым адреналином накачалась, вроде разливного пива, а в-третьих, тот факт, что заражённым Барнабаса я увидела где-то спустя полчаса после нашей последней встречи, может говорить о том, что вирус распространяется в человеческом организме очень быстро. То есть получаса более чем достаточно. Я же контактировала с Барнабасом где-то примерно… Тридцать пять – сорок пять минут назад. Вывод? Вывод: я всё-таки не заражена. Ух… Можно выдохнуть… Да, наверное, действительно можно выдохнуть.
– Сеть ни у кого так и не словила? – пытаясь разрядиться, решила немного и непринуждённо поболтать я.
– Нет, – отозвался Тристан, у меня на глазах последние минут пятнадцать терзающий свой телефон. Ответив мне, он сразу же раздражённо забросил не поддающийся никаким уговорам о сотрудничестве агрегат в бардачок.
– У меня тоже ничего, – откликнулся Спиро. – Послушайте, судя по общему настроению людей, которых мы видели в других городах, всё не так страшно и такое происходит только в Грюннстайне.
– Скорее всего… – отозвалась я, совершенно не вникая в слова племянника, но Тристан оборвал меня.
– Давайте без наивности, ладно? Что-то точно произошло. И не в одном только Грюннстайне. Может быть в Грюннстайне и началось всё из-за того рухнувшего русского самолёта, может быть местные бросились помогать выжившим, а среди выживших оказались заражённые, от которых прибывшие на место крушения люди и заразились, а потом ринулись в город, но… Сотовой связи и интернета, что совершенно очевидно, нет во всей стране. Даже радио пропало. Это неспроста. Что-то серьёзное не просто надвигается, а уже случилось. Вот почему власти молчат: потому что, скорее всего, уже поздно что-либо говорить.
Ничего себе. А у Тристана, оказывается, за прошедший год развилась не только мускулатура, но и аналитическое мышление пошло в рост. Как это называется? Взросление?