Оставление корабля являлось самым позорным событием в жизни любого капитана. Это было признанием полного провала. Это было – почти всегда – концом долгой службы в военно-морском флоте. Для большинства капитанов, в том числе и многих знакомых Френсиса Крозье, это стало ударом, от которого они не оправятся до конца своих дней.
Крозье не испытывал такого рода отчаяния. В данный момент для него гораздо больше значения имело голубое пламя решимости, маленькое, но жаркое, по-прежнему горевшее в груди: я буду жить.
Он хотел, чтобы люди выжили, – по крайней мере, как можно больше людей. Если оставалась хоть самая слабая надежда, что кто-нибудь с «Эребуса» или «Террора» уцелеет и вернется в Англию, Френсис Родон Мойра Крозье собирался жить этой надеждой и не оглядываться в прошлое.
Он должен покинуть корабль. И повести людей прочь по замерзшему морю.
Осознав, что примерно пятьдесят пар глаз выжидательно смотрят на него, Крозье в последний раз похлопал рукой по планширю, спустился по трапу, приставленному к правому борту несколько недель назад, когда корабль стал круче крениться на левый борт, а потом сошел вниз по утоптанному ледяному скату.
Закинув за плечи свой собственный вещевой мешок и встав в строй рядом с мужчинами, запряженными в сани, Крозье в последний раз посмотрел на корабль и сказал:
– Он чертовски хорош, правда, Гарри?
– Что верно, то верно, капитан, – согласился фор-марсовый старшина Гарри Пеглар.
Верный своему слову, он со своими марсовыми матросами сумел за последние две недели установить все стеньги, реи и такелаж, несмотря на метели, морозы, грозы и крепкие ветра. Лед ослепительно сверкал повсюду на вновь установленных снастях теперь неустойчивого, перевешивающего в верхней части корабля. Крозье казалось, будто судно усыпано драгоценными камнями.
После того как в последний день марта команда покинула «Эребус», Крозье и Фицджеймс решили, что, хотя «Террор» необходимо покинуть в ближайшее время, если они хотят попытаться пешком или на шлюпках добраться до безопасного места до наступления зимы, корабль следует полностью оснастить для плавания. Если они задержатся в лагере на Кинг-Уильяме до середины лета и лед вдруг чудесным образом вскроется, тогда они смогут – теоретически – вернуться на шлюпках обратно на «Террор» и попытаться вырваться из ледового плена.
Теоретически.
– Мистер Томас! – крикнул Крозье Роберту Томасу, второму помощнику, стоявшему первым в упряжи первых из пяти саней. – Трогайтесь, когда будете готовы!
– Есть, капитан! – откликнулся Томас и налег на ремни упряжи.
Несмотря на усилия семерых мужчин, сани не шелохнулись. Полозья вмерзли в лед.
– А ну поднатужься, Боб! – рассмеялся Эдвин Лоуренс, один из матросов, стоявших с ним в упряжи.
Сани затрещали, мужчины застонали, кожаные ремни заскрипели, лед хрустнул – и тяжело груженные сани поползли вперед.
Лейтенант Литтл скомандовал трогаться вторым саням, где первым в упряжи стоял Магнус Мэнсон. Благодаря невероятной силище здоровенного Мэнсона вторые сани – хотя и нагруженные тяжелее первых – сразу сдвинулись с места, тихо скрипя деревянными полозьями по льду.
Так и пустились в поход сорок шесть мужчин: тридцать пять тянувших сани на первом отрезке пути; пятеро шедших с мушкетами и дробовиками в ожидании своей очереди встать в упряжь; четыре помощника капитана с обоих кораблей и два старших офицера – лейтенант Литтл и капитан Крозье, – которые шагали рядом, изредка подталкивая сани и еще реже сами впрягаясь в них.
Капитан вспомнил, как несколько дней назад, когда второй лейтенант Ходжсон и третий лейтенант Ирвинг собирались в очередной поход с санями и шлюпками к лагерю (оба офицера тогда получили приказ отправиться с людьми из лагеря на охоту и разведку на несколько дней), Ирвинг поразил своего командира просьбой оставить одного из двух мужчин, входивших в его отряд, на «Терроре». В первый момент Крозье удивился, поскольку всегда считал младшего лейтенанта Джона Ирвинга толковым офицером, способным справляться с матросами и обеспечивать выполнение любых приказов, но потом услышал имена означенных мужчин и сразу все понял. Лейтенант Литтл определил и Магнуса Мэнсона, и Корнелиуса Хикки в санный и разведывательный отряды Ирвинга, и Ирвинг почтительно попросил – не объясняя причин – перевести одного из мужчин в другой отряд. Крозье немедленно удовлетворил просьбу: перевел Мэнсона в санный отряд, покидавший корабль последним, а тщедушного помощника конопатчика отправил с отрядом Ирвинга. Крозье тоже не доверял Хикки, особенно после беспорядков, имевших место несколько недель назад и едва не вылившихся в мятеж, и он знал, что маленький человечек гораздо опаснее, когда рядом с ним находится здоровенный идиот Мэнсон.
Сейчас, удаляясь от корабля и видя Мэнсона, идущего в упряжи в пятидесяти футах впереди, Крозье намеренно смотрел вперед, и только вперед. Он твердо решил не оборачиваться на «Террор» по меньшей мере первые два часа пути.