Террор

Крозье последовал за ней.

Они ухватились за корни – всего футах в четырех друг от друга, но вода здесь, по счастью, была темной ниже уровня груди, – и София указала на черный провал под путаницей корявых корней, который мог быть входом в нору или просто впадиной на крутом заиленном склоне.

– Это «становье», или логово холостяка, не гнездовье, – сказала София.

У нее были восхитительные плечи и ключицы.

– Что? – спросил Крозье.

Он страшно обрадовался – и слегка изумился, – что дар речи вернулся к нему, но остался весьма недоволен странным, сдавленным звучанием своего голоса и тем фактом, что зубы у него стучали. Вода была отнюдь не холодной.

София улыбнулась. Прядь темных волос прилипла у нее к впалой щеке.

– Утконосы роют норы двух видов, – негромко сказала она. – Такие вот – так называемые «становья», по определению отдельных натуралистов, – которыми и самец и самка пользуются все время, кроме периода случного сезона. Здесь живут холостяки. «Гнездовье» же вырывает самка специально для размножения, а когда спаривание происходит, она вырывает еще одну маленькую норку, служащую своего рода «детской».

– О, – сказал Крозье, цепляясь за корень так крепко, как, бывало, цеплялся за какой-нибудь такелажный трос, находясь на высоте двухсот футов на мачте во время урагана.

– Утконосы, вы знаете, откладывают яйца, – продолжала София, – как рептилии. Но самки выделяют молоко, как млекопитающие.

Сквозь воду он видел темные кружки в центре белых полушарий ее грудей.

– Неужели? – сказал он.

– Тетя Джейн, которая, вы знаете, сама немного натуралист, считает, что свои ядовитые шипы на задних лапах самец использует не только для того, чтобы драться с другими утконосами-самцами и незваными гостями, но и для того, чтобы прицепляться к самке, когда они плавают и спариваются одновременно. Вероятно, он не выделяет яд, когда случается с самкой.

– Да? – сказал Крозье и задался вопросом, не следовало ли ему сказать: «Нет?» Он понятия не имел, о чем они разговаривают.

Перехватываясь руками за корни, София приблизилась к нему вплотную и положила прохладную ладонь – на удивление крупную – ему на грудь.

– Мисс Крэкрофт… – начал он.

– Тш-ш, – сказала София. – Молчите.

Она перенесла левую руку на плечо Крозье и теперь повисла на нем, как недавно висела на корне. Ее правая ладонь скользнула по груди вниз, провела по животу, по правому бедру, потом снова поднялась к животу и снова спустилась ниже.

– О боже, – прошептала она Крозье в ухо. Теперь она прижималась щекой к его щеке, ее мокрые волосы лезли ему в глаза. – Не ядовитый ли шип я обнаружила здесь?

– Мисс Крэ… – снова начал он.