Кукла на качелях. Больше не влюбляйся!

22
18
20
22
24
26
28
30

— Люди совершают иногда отчаянные поступки по личным причинам, — сказал Люк медленно. — Бывает, не знаешь, что самое худшее: физическая опасность или душевный ад.

— О чем ты говоришь? — спросила Эбби с беспокойством.

Он попытался рассмеяться. Вдруг он обнял ее:

— Забудь, милая.

— Ты сейчас так похож на своего брата. Помнишь тот вечер в моей квартире, когда Эндрю без конца возвращался к вопросу о цветных? А у нас не было настроения вести интеллектуальные беседы. Я им просто восхищаюсь. Как жаль, что его не было па нашей свадьбе.

— И мне жаль.

— Ты давно не слышал о нем? Он действительно на Аляске?

— Он собирался писать работу о первобытном обществе, — сказал Люк. — Он всегда возвращался к примитивному образу жизни и не только в мыслях. Цивилизация двадцатого столетия, по его словам, вовлекла себя в клубок противоречий. Эндрю всегда мечтал выяснить, остается ли еще человеческое сердце духовной субстанцией или это просто мотор. Он часто говорил об этом. Помнишь?

— Да, — тихо сказала Эбби, боясь разорвать невидимую нить понимания, возникшую между ними. Казалось, его отпустила судорога. Лицо Люка смягчилось. Так случалось всегда, когда он говорил о своем старшем брате, которого очень любил и который заботился о нем с того момента, когда они неожиданно осиротели. Люк тогда еще был подростком, Эндрю был единственной семьей Люка до встречи с Эбби.

— Наконец-то у него будет предлог отрастить бороду, о которой он всегда так мечтал, — сказала Эбби. — Держу пари, что она уже огромная. Я ни разу не читала его писем. Как давно ты не получаешь их?

— Около шести месяцев. Не думаю, что на ледяных вершинах очень часто бывает почта.

Эбби хихикнула:

— Не могу представить себе почтальона в красной униформе, пробивающегося сквозь снег. — Она сама себе напомнила о настоящем, заговорив о красной униформе. — Почему я сегодня не надела хлопчатобумажное платье? — простонала она.

— Эбби, перестань думать об этом! Я знаю, что сегодня был не очень приятный день для тебя. Но не держи зла на Австралию. Или на меня.

— На тебя! За что?

— За то, что я оставляю тебя одну.

— Но ты не мог знать, во что я влипну. Ты всегда говорил, что я непредсказуема.

Он наконец улыбнулся;

— Ты такая и есть. Завтра мы докопаемся до истины. Ты мне веришь?

— О, Люк, конечно!