Лицо под маской

22
18
20
22
24
26
28
30

— Прежде чем вы уйдете, я хочу познакомить вас с констеблем Адель Дин. Она перевелась из Карлайла и, хотя она не заменяет Стью — никто не может этого сделать — будет работать за его столом. Так что, если вам что-нибудь понадобится, и вы не сможете дозвониться до меня, свяжитесь с ней.

Он вышел из зала, так и не обернувшись на старшего суперинтенданта, который все еще смотрел на него. Уилл чувствовал, как его взгляд прожигает затылок. Игра началась. Заметив, что кто-то спешит к нему, он повернулся, и увидел улыбающуюся Адель.

— Знаешь, из тебя получился бы отличный старший суперинтендант. Какой же он идиот. Почему он до сих пор на службе? Держу пари, он ежедневно выводит людей из себя.

Уилл рассмеялся и посмотрел на часы.

— Неплохо, тебе понадобилось меньше пяти минут в участке, чтобы прийти к тому же выводу, что и все мы. Понятия не имею, почему он до сих пор работает, но готов поставить сто фунтов, это благодаря членству в масонской ложе. Ты не против, если я отдам тебе записи с камер видеонаблюдения? Я мог бы поручить это какому-нибудь патрульному, но у них и так не хватает сотрудников. Обычно я привлекаю оппэшников, потому что они действительно хороши во всем этом, но сейчас хочу поручить им обход домов после обыска, они с этим тоже отлично справляются.

— Значит, тебе нравятся твои сотрудники общественной поддержки полиции?

— Нравятся? Я их обожаю. Они делают мою работу намного легче, потому что, когда просишь выполнить какое-нибудь поручение, они поднимают свои задницы и выполняют их.

— Наши были ничего, но я бы не сказала, что они какие-то потрясающие.

— Ну, а мои — да, и я не скажу о них ни одного плохого слова.

— Что ж, и я не буду говорить о них ничего дурного.

Уилл провел ее через лестничную площадку в большой кабинет открытой планировки, который ненавидел. Здесь невозможно было уединиться, и он находился прямо рядом со столовой, что просто кошмар: каждое утро вдыхать запах шипящего бекона, когда ты пытаешься влезть в брюки.

— Предполагается, что столы можно занимать любые, но мы, как правило, выбираем одни и те же.

Он указал на свободный стол.

— Этот бы достался Стью, но он так и не оправился после аварии. Так что ты можешь занять его, потому что на нем нет чужих вещей.

— Ты уверен? Для всех вас это должно быть трудно. Я не хочу наступать никому на мозоль.

— Нет, это не так. Стью умер, и, как бы ни было трудно в это поверить или принять, нам нужно двигаться дальше. Никто не будет против.

Уилл вошел в свой кабинет и закрыл дверь. Его голова раскалывалась. Он все еще злился из-за ехидных замечаний шефа, но у него появилась работа, и Уилл ее выполнит. Он хотел прочитать протокол, ознакомиться с имеющимися отчетами, просмотреть фотографии с места преступления и решить, как собирается ловить убийцу, который ворвался в дом Полин Кук и убил ее в таком больном, жестоком безумии.

Лето 1950 года

На поле возвели огромный красно-белый полосатый шатер. Почти каждый из цирковой братии помогал натягивать направляющие канаты, чтобы поднять его и установить на место. В этом деле требовалось как можно больше рабочих и исполнителей. Поверх травы внутри шатра насыпали свежие опилки, чтобы сделать пол более мягким. Горди любил этот момент: когда центральное кольцо пустовало и цирк не омрачали тысячи мужчин, женщин и детей, с нетерпением ожидающих начала представления.

Завтра, когда начнет работу, воздух наполнится запахом попкорна и леденцов, смешавшись со свежими опилками и яблоками в карамели. Лучшего запаха не придумать. Громкое гудение генераторов на заднем плане звучало для Горди как музыка, отгоняя воспоминания, пытавшиеся заполнить его разум. Он все время возвращался к своему несчастному детству. Когда слышал, как ссорились его родители, пронзительный голос матери разносился по лестнице, пока громкий стук не заглушал его.

Чаще всего отец Горди — любитель выпить — поднимался и начинал избивать его без всякой причины. Горди шел в школу и придумывал самую невероятную ложь о синяках. Он ненавидел своих родителей, но не хотел оказаться в детском доме. Горди научился настолько хорошо врать, что почти сам в это верил.