– Но вам нельзя здесь оставаться. Пойдемте со мной, я постараюсь узнать, можно ли вам уехать домой. Или хотя бы присоединиться к остальным в гостинице.
– Нет!
Нина стояла очень близко к нему. Отказ, прозвучавший как эхо его собственному «нет», напомнил о дочери, когда та упрямилась. В такие моменты ничто не могло ее переубедить. Она лишь повторяла: «Нет, нет, нет».
– Вы что, не понимаете? – Нина рыдала. – Один из них – убийца. Он перерезал Миранде горло. И я, по-вашему, должна сидеть с ними в одной комнате? Пить чай за вежливыми разговорами?
Она развернулась и устремилась в сторону дома. Джо побежал следом.
Глава 23
Поднявшись по узкой лестнице в коттедже Бартонов, Вера оказалась на площадке. Ей пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о низкую балку. Взору открылся узкий коридор с тремя дверьми. Было довольно темно: наверх свет проникал лишь с кухни на первом этаже. Алекс Бартон наверняка до сих пор сидел там в кресле-качалке, не говоря ни слова полицейскому в форме, которого Вера попросила приглядывать за ним в ее отсутствие. Натянув перчатки, она по очереди открыла каждую из дверей и заглянула в комнаты. Две спальни и ванная.
Первым делом она зашла именно в ванную. Помещение крохотное, в углу – маленький душ, рядом – раковина и унитаз. Места для стула или ванны не было, но над раковиной висел маленький шкафчик с зеркальными дверцами. Внутри – кусок мыла в упаковке, зубная паста. Безрецептурные лекарства от гриппа, простуды и несварения. Снотворного не было. Алекс заходил сюда прошлой ночью и принимал душ? Стоял ли он в ванной, смывая с себя кровь матери? Если да, то они бы нашли ее следы в сточной трубе. Но ванная показалась Вере кристально чистой. Чувствовался запах отбеливателя. В общем-то ничего такого. Может, Бартоны чистюли. Сама она, как известно, особой чистоплотностью не отличалась.
Спальня Алекса была меньше той, что занимала его мать. Располагалась она прямо под крышей и окнами выходила во двор. Стеклопакетов не было, так что Вера слышала разговоры внизу, чувствовала возбуждение говорящих, пускай и была от них далеко. Они что-то нашли. Вера позже присоединится к общей радости от находки, но сейчас эта болтовня – лишь шум, и она постаралась не обращать на него внимание. Надо сконцентрироваться на матери и сыне и их странных взаимоотношениях. Мать-одиночка и ее единственный ребенок. Они могли быть друг другу самыми близкими людьми. Или, наоборот, такая связь могла быть очень опасной.
Комната парня выглядела настолько вылизанной и строгой, что Вере стало не по себе. Психолог сказал бы, что у него склонность к гиперконтролю. У стены стояла полуторная кровать, пуховое одеяло было откинуто ровно наполовину, чтобы проветрить простыню. Под окном, где крыша опускалась особенно низко, располагался небольшой письменный стол с компьютером. Принтера не было. Возможно, он и не нужен. Сейчас молодежь все делает через интернет. Есть ли у Алекса Бартона друзья-сверстники? Те, с кем он переписывается и кому отправляет приколы в «Фейсбуке»[5]? Трудно представить. Он вырос здесь и ходил в школу с ровесниками, живущими неподалеку, но вряд ли в пятницу вечером гулял с друзьями по набережной. Это место как будто высосало из него жизненные силы и молодость и в конце концов превратило в одиночку. И все же при первой встрече Алекс показался ей уверенным в себе, знающим парнем. Возможно, так он себя чувствовал только дома, на своей территории. И возможно, работа стала для него спасением.
Вера села во вращающееся кресло у стола. Отсюда Алекс мог видеть всех, кто подходил к дому со стороны дороги, но терраса и пляж были вне поля его зрения. Рядом с кроватью стоял комод. Не такой, как другая старая мебель в главном здании. Сборная модель производства крупной сети. Алекс сам выбрал его или так решила его экономная мать? На комоде расположился маленький телевизор с плоским экраном.
Внутри комода лежала выглаженная и аккуратно сложенная одежда. Нижнее белье и два набора белой поварской формы в верхнем ящике. Классические футболки и джинсы в остальных. В таком же сборном платяном шкафу висел костюм, официальный пиджак и две пары серых брюк. Четыре безупречно выглаженные рубашки. Вера знала, что из соседней деревни в главный дом каждый день приходили две уборщицы, а постельное белье и полотенца отправляли в прачечную в конце каждого курса. И все же она предполагала, что своей одеждой Алекс занимался сам, потому что ему нужно все контролировать. Ему наверняка хотелось следить за своими вещами самому. Возможно, вымытая дочиста ванная по сравнению с этим – сущий пустяк. Если его комната выглядела так, легко поверить, что он каждый день чистил ванну и раковину. И не факт, что он всю ночь оттирал кровь матери.
Вера осмотрела пол под кроватью и ощупала рукой пространство за шкафом. Никакого порно. Никаких плакатов с девушками. На стенах вообще ничего, кроме сертификата с курсов готовки, помещенного в рамку. Что у него с сексуальной жизнью? Наверное, лазает в интернете, как и большинство мужчин в Великобритании. И тут Вера поняла, что он, скорее всего, девственник.
Комната Миранды, напротив, оказалась необычайно просторной. Оформлена богато и роскошно, но все-таки старомодно: двуспальная кровать под горой самых разнообразных шелковых подушек фиолетовых оттенков. Кажется, их специально разложили определенным образом – это говорило Вере о том, что тем вечером Миранда спать не ложилась. В комнате стояла кованая каминная решетка, которая служила лишь украшением. Там, где когда-то горел огонь, сейчас стояла свеча в большом синем подсвечнике – такой же украшал стол на террасе. Важно ли это? Вера пыталась вспомнить, видела ли она такие подсвечники в доме. В нише с одной стороны дымохода были вмонтированы книжные полки, а с другой – стоял большой викторианский платяной шкаф. Под окном красовался туалетный столик с зеркалом в раме, а перед ним – мягкий стул. Компьютера не было.
Именно здесь Миранда готовилась к встречам с постояльцами. Вера снова вспомнила о стареющих актрисах. Туалетный столик завален косметикой. Женщина не разделяла одержимость порядком и чистотой, присущую ее сыну. За зеркалом открывался вид на побережье. Терраса отсюда не видна – она находилась в тени главного дома. Но пляж просматривался хорошо. О чем думала Миранда, нанося макияж, расчесывая волосы и брызгая на них лаком? О конце своей писательской карьеры? Или же она надеялась, что ее звездный час придет снова, ждала своих фотографий в журнале «Андеграунд», обзоров в воскресных газетах? Продолжала ли она писать?
Этот вопрос показался Вере очень важным, даже основополагающим – стоило задаться им намного раньше. Если б Миранда написала новую книгу и Тони Фердинанд предложил заняться ее продвижением, понятно, почему Миранда была в ужасе, увидев его мертвое тело. Смерть Тони положила ее мечтам конец. Некогда известной женщине в годах нелегко снова прийти к успеху. Раз в полиции начинают возлагать надежды на молодых и перспективных сотрудников, не происходит ли так же и в издательствах? Они более охотно продвигают красивых и талантливых.
Полный боли крик, который Вера услышала после смерти Фердинанда, – так Миранда оплакивала свое будущее. Ей ничего не оставалось, кроме как наставлять проживающих у нее молодых талантливых писателей. А сам Тони Фердинанд был ей глубоко безразличен.
По крайней мере, так себе это представила Вера. Но она часто чересчур увлекалась собственными теориями. Сначала нужно узнать, писала ли Миранда новую книгу.