Она потягивала носом воздух. Ветер приносил ей разные новости, собака реагировала на них гневно, понимая эту речь запаха, который прилетал к ней издалека. Для неё были и от зверя в лесу ведомости, и от людей вести, и от чужих бродяг запах гари, и сверху с небес предостережения, и снизу земные языки.
Поэтому собака выставляла нос и мотала головой. Много ей приходило, не всё понимала, злилась всё больше, всё сильней, даже встала, сорвалась пойти и снова села, потом бросилась с лаем вперёд – и отпрянула, опуская задумчиво голову.
Из хаты выскользнула девушка, пришла её приласкать. Та повернула голову, полизала руку, но осталась на страже, имела чувство долга… Её уши и шерсть на спине щетинились.
Утомлённый ветер застрял где-то в лесу, наступила тишина. Стаи воронов полетели к лесу, одна пуща шумела теперь глухо и мрачно. Среди молчания можно было различить топот и крики, топот – будто стада, которое гнали, крик – будто бы людей, то прерывистый, то насмешливый, то испуганный – за ним смех и крики.
Собака встала и вся затряслась, сорвалась, пробежала несколько шагов вперёд и, чувствуя себя бессильной, присела, подняла вверх морду – завыла. Она выла отрывисто, потому что одновременно слушала, глаза её сверкали, шерсть уже вся щетинилась.
С другой стороны долины по перешейку из леса стремительно бежала к хате отара бурых, чёрных и белых овец, разбитая и рассеянная. Впереди бежали коровы с задранными кверху хвостами. Они в панике, как безмуные, рассыпались по долине во все стороны, ища дорогу к хате.
Тут же за отарой, за коровами, за кричащими пастушками промелькнул всадник, с ним ещё двое и свора собак. Собаки носились за овцами, душили их, хватали, калечили, и когда какая-нибудь прижимала к земле барана, с коня раздавались весёлые крики.
Топот и шум разбудили людей в хате, все выбежали к воротам. Старик с седыми волосами, женщина в белой завите, девушка в венке, с длинными косами, маленький мальчик, наполовину нагой.
Собака яростно лаяла, но, бессильная, отступала также к воротам и выла. Тут же испуганный скот, что бежал впереди, не обращая внимания на людей, начал, как безумный, проталкиваться в ворота. Овцы, которые избежали собачьих зубов, как пьяные вбежали на задний двор. Тут же за ними гнались огромные псы с окровавленными пастями, за ними – три всадника.
Они их гнали, веселясь, крича, смеясь.
Первый, который ехал впреди, был паном или панским сыном, потому что конь под ним был нарядный и красивый, с разодранными ноздрями, с пылающим глазами, он чувствовал, что нёс на себе такое, что имеет право всё разбивать.
Паныч, который на нём сидел, едва вышел из детских лет.
Подросток был тонкий, гибкий, сильный, всё лицо от усталости было аж кровавое, глаза чёрные и огненные, длинные волосы на плечах, на голове колпачок с перьями, на нём вся обрамлённая шитая одежда, увешанная верёвками, позолоченный рог через плечо, лук, обитый пояс, блестящий нож сбоку. Все эти украшения были бы ничем при облике юноши, таком дерзком, таком распалённым дикой радостью, каким-то безумием, что, казалось, вызывает мир на бой. В жилистой руке он поднял вверх копьё и махнул им, раззадоривая своих собак.
– Ату его!
Хотя его открытый рот смеялся, белые зубы, казалось, кусали, кровавые губы тряслись, на молодых щеках дрожала безумная кровь – он был опьянён собой и молодостью. Два товарища также летели за ним сломя голову, разгорячённые, как собаки, его криком, но среди этого безумия, когда переглянулись, по ним пробежал какой-то страх; вдруг что-то закрыло им рты: страх или сострадание.
Собаки, всадники, стадо почти все вместе толкались в воротах, которые старец напрасно хотел закрыть.
Наконец он их бросил. И он и женщины побежали, испуганные, к хате. Только девушка, которой было жаль овец, а страх подкашивал ноги, замешкалась на пороге.
С коня молниеносно соскочил паныч и схватил её уже наполовину бессознательную и кричащую. Посмотрев в её голубые влажные глаза, он схватил коня, который, отделавшись от пана, только что отряхнулся. Два товарища стояли в изумлении, когда парень со своей ослабевшей и зовущей на помощь добычей уже стал снова садиться на сивого.
– Эй! Вот это добыча! Это добыча, которую я давно подстерегал! – крикнул он, дико смеясь. – Поехали с нею в лес!
Девушка, поднимая руки, звала на помощь, но дверь хаты была заперта, никто не осмелился выбежать на защиту, только одна собака схватила паныча за ногу, но затем две огромные его гончие с кровавыми пастями напали на неё и задушили.