– Других у нас нет! – высунулся вперед зам.
– А ты что ему, отец родной? – хмыкнул Шевцов.
– Я…
– Заткнулся бы. Не тебя спрашивают!
– Сережа, кончай, время идет. Доставай бумаги! – распорядился Крылов.
Шевцов полез в портфель, вытащил запечатанный пакет и протянул старшему по званию. Под крепкими пальцами Крылова сургучная печать треснула и рассыпалась. Вытащив предписание, он бросил взгляд в нижний угол. Брови его поползли вверх: под текстом стояла подпись самого Берии. Обомлел и начальник лагеря, заглянувший Крылову через плечо: такого за его долгую службу еще не случалось. Крылов внимательно вчитывался в каждое слово. Озабоченность на его лице сменилась тревогой. В наступившей тишине слышалось лишь шуршание бумаги.
Плакс во время этой немой сцены стоял опустив голову. Он хотел есть. В кабинете мучительно пахло настоящим ржаным хлебом. Последний раз он ел его в конце сентября, когда ему удалось сменять шерстяной шарф на жалкую краюху из офицерской столовой.
Крылов дочитал до конца и сунул предписание под нос начальника лагеря:
– Ты понял, майор, мы забираем Плаксина!
– Сережа, да мы его не довезем, – вздохнул Шевцов.
– Действительно доходяга. Такого и мать родная не узнает, – кивнул Крылов и зло бросил начальнику: – Вы тут совсем, твари, оборзели! Себе-то вон какие морды нажрали!
Начальник принялся бормотать что-то про нехватку продуктов.
Но Крылов, не слушая его, приказал:
– Майор, даю час, чтобы привести Плаксина в порядок. Отмыть, постричь, одеть и накормить!
– Забираете? А как же сопроводительные документы к приказу? – Никто и не ожидал от начальника таких слов.
– Что? Документы? Какие еще тебе, гнида, документы? Приказ наркома – это тебе не документ? Под расстрел хочешь?
Я же сказал – час на сборы! Не управишься – пеняй на себя, пойдешь под трибунал! Исполнять!!! – закричал Крылов.
– Все сделаем! Есть! – засуетился начальник и метнул красноречивый взгляд на зама.
Тот понял без слов. Не прошло и получаса, как Плакса старательно отмыли в бане душистым довоенным мылом, затем его передали в руки парикмахера Сашки. Раньше он работал в салоне в Киеве на Крещатике, а теперь стриг исключительно лагерное начальство. Его тонкие, как у пианиста, пальцы мгновенно уложили волосы зэка Плаксина в модную прическу.
Плакс находился в прострации, он не понимал, что происходит. Но не хотел гадать, чем это закончится, и решил положиться на судьбу.