Плотский грех

Настроение Уолтера никак не отражалось на его лице, но это было для него нормально. Его глаза, чистый и сияющий аквамарин, покоились на Джесс с неприкрытой… неужели привязанностью? Эта женщина освободила его от ужасов обитой войлоком палаты, находящейся не далее как в соседнем здании, и он стал ее преданным слугой.

– Джесс, ты слишком устала, чтобы заниматься этим сейчас, – сказал он с начальственной ноткой в голосе. – Отмокни хорошенько в ванне и иди спать. Я уберу это за тебя.

– Я должна работать, – бросила она раздраженно. – Жизнь слишком коротка, я умру, прежде чем расшифрую это. Я по-прежнему ищу слова-триггеры.

– Кшш! – настаивал он, вставая.

– Почему ты всегда прав?

– Потому что ты показала мне, как быть правым. Ступай, ступай!

Джесс побрела к двери.

– Ванна перелилась?

– Еще нет, но перельется, если ты будешь тянуть время.

– Спокойной ночи, Уолтер. И спасибо.

Закрыв за ней дверь, Уолтер сел в ее кресло и проверил, чтобы все пачки были перевязаны крест-накрест, в ее неподражаемом стиле. Те, что не были, он перевязал собственноручно. Затем уставился на одну толстенную папку, перевязанную простой синей лентой, – его досье. Завтра Джесс занесет туда его сегодняшние действия – на свет появятся новые проводящие пути.

Широко открыв дверцу сейфа, он начал убирать папки точно так же, как это делала она; последней папкой была его собственная. Затем он закрыл дверь сейфа и, как безумный, завертел диск. Что бы сказал Ари Мелос, если бы узнал, что Уолтер Дженкинс, самый опасный обитатель Психушки, знает комбинацию цифр на сейфовом замке доктора Уэйнфлит, равно как и то, что он имеет доступ к каждому шифру, который отпирает каждый замок в этом здании?

Потушив лампу с гусиной изогнутой шеей и выйдя из комнаты, Уолтер открыл дверь в недозволенное жилище Джесс: кровать была пуста. Так и есть, она заснула в ванне! Выдернув затычку слива, он снял с крючка большую банную простыню и завернул в нее обнаженное тело своей покровительницы. Без усилий перенеся ее на кровать, он насухо ее вытер, облачил ее в хлопковую ночную рубашку и, наконец, уютно подоткнул вокруг нее одеяло. Она проснется утром, ничего не помня о его своевременном вмешательстве.

Он не думал об этом как о любви. Уолтер Дженкинс чувствовал по-другому, не так, как другие люди, и никак не называл свои чувства. Мир Уолтера находился на целую вселенную вдали от миров всех остальных людей, хотя он и понятия не имел, что это так. Что Джесс для него сделала? Она научила эту абсолютную силу природы тому, что внутри его головы живет некая сущность, которую она называла Здравомыслием, и, сама того не зная, спровоцировала у него эмоцию, которую он называл Удовольствием. Удовольствие не соотносилось ни с животным, посаженным в клетку, ни с прирученным животным; это было огромное ощущение комфорта, которое он испытывал от понимания того, что люди считают это животное запертым в клетке или прирученным. Его мир разросся, как грибы после дождя, в размерах, в чувствах, в сложности. И он открыл изысканное удовольствие скрытности. Джесс считала его излеченным. Сам Уолтер никогда не чувствовал себя больным. Джесс мнила его чудом, которое она сотворила. Уолтер знал, что чудо тут ни при чем. Ибо их миры не сталкивались; они проходили друг мимо друга на расстоянии вселенной.

Со всех внешних точек зрения Уолтер жил жизнью узника, которого никогда не освободят, но которому полностью доверяют, которым восхищаются, которого даже любят. Поэтому, убедившись, что его покровительница в безопасности, что полученные ею результаты принадлежат только ей (и только ему), и установив, что все внутри ХИ в порядке, Уолтер направился по одному из корабельных коридоров к двери без надписи, за которой находилось его особое жилище, чтобы лечь спать.

На самом деле это был не совсем сон – он погрузился в состояние, похожее на транс, которое его освежало и давало ему преимущество над всеми известными ему людьми, потому что из этого состояния он мог за секунду прийти в полное сознание и быть готовым к действию. Заторможенный Уолтер Дженкинс? Никогда.

Заторможенной проснулась Джесс, и была благодарна за это. Это вялое, ленивое состояние означало, что она для разнообразия действительно выспалась и может настроиться на мирное воскресенье в своем кабинете со своими досье, когда голова ясная после настоящего отдыха. Смутно ей вспомнилось, как Уолтер уложил ее в постель, и она улыбнулась. Бывало ли такое, чтобы он не пришел ей на помощь? Ответ гласил: нет. Становилось все труднее воскресить в памяти образ Уолтера до лечения: зомби в сочетании с вопящим маньяком? Всю жизнь его «неприятности с законом» были настолько ужасны, что начиная с тринадцатого дня рождения все его правонарушения совершались в пределах какого-нибудь центра для содержания под стражей. Он был родом из горных штатов, где имелись тюрьмы для закоренелых преступников, но Уолтер был единственным в своем роде. После того как он захватил конвоира и двух арестантов, забаррикадировался в камере и замучил их до смерти, люди боялись приближаться к нему. Меньшие меры предосторожности предпринимались при кормлении тигров или горилл в зоопарке, потому что те были более предсказуемы. В ходе своего последнего приступа безумия Уолтер буквально разорвал на мелкие куски своего собрата-заключенного.

Прочтя о нем в журнале в 1962 году, Джесс Уэйнфлит трудилась не покладая рук, чтобы добиться перевода Уолтера Дженкинса в Психушку. Преодолевать барьеры федеральной юрисдикции и юрисдикции штата было делом кошмарным, но ни одна тюрьма не хотела иметь его у себя, а Психушка, специально модернизированная в 1960 году для таких Уолтеров Дженкинсов пенетенциарного мира, фактически зарабатывала для штата деньги, забирая заключенных со всей страны. Главный тюремный надзиратель Ханраан провернул сделку, в результате которой выторговал увеличение штата сотрудников Психушки, и Джесс Уэйнфлит получила Уолтера Дженкинса. Главная причина ее приятного волнения заключалась в двух факторах. Первый: нейрохирурги решили, что он не является кандидатом на проведение префронтальной лоботомии, и второй: дабы установить состояние его мозга, он был полностью обследован с помощью всех известных тестов в ходе поездки в Монреаль, во время которой его обильно пичкали лекарствами. Насколько смогли установить всевозможные тесты, в том числе ангиограммы, пневмоэнцефалограммы, вентрикулограммы, мозг Уолтера был нормален.

История о том, как доктор Уэйнфлит очеловечивает этого монстра, стала легендой в определенных кругах, хотя это случилось не за один день. Процесс занял четыре года. К концу этих четырех лет Уолтер стал способным к рассуждению человеческим существом, которого нельзя было спровоцировать на маниакальную ярость; он был очень умным и способным человеком, который читал хорошие книги, наслаждался классической музыкой и умел на удивление четко выражать свои мысли. Это последнее качество Уолтера, способность хорошо говорить, поражало всех, поскольку показывало, что даже во время худших приступов безумия какая-то часть его мозга сохраняла способность логически мыслить.

Его «исцеление» произошло почти три года назад и с тех пор не знало никаких сбоев. Статус Уолтера повысился от доверенного узника до неофициального помощника доктора Уэйнфлит, чьи методы и приемы он знал даже лучше, чем ее коллеги-психиатры. За эти годы она написала по нему в общей сложности девять работ и теперь использовала его как неопровержимое доказательство своих теорий, которые имели отношение к превращению хорошо известных нейронных проводящих путей в каналы для осуществления функций, далеких от их основных. Конечно, Джесс принесла в свою работу по Уолтеру одно ценное качество, с которым никто другой в этой области не мог надеяться сравниться: свое знание церебральной анатомии, особенно ядер центральной нервной системы и областей ниже неокортекса мозга. Джесс Уэйнфлит была не просто психиатром, но также нейроанатомом и нейрохирургом.