Дни тревог ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Стоп! Запомним — Топорковская волость.

Теперь о второй, главной цели, которая толкнула меня порыться в архиве.

Мне нужны были материалы, касающиеся зарождения милиции на Урале: и той, что после Февральской революции сохраняла кадры царского режима, и той, которая родилась после завоеваний Октября, попутно и материалы о милиции, существовавшей при Колчаке.

Собирая материал, я наткнулся вначале на дневник колчаковца Василия Толмачева, а затем на небольшую корреспонденцию под названием «Страничка скорби», опубликованную в газете «Уральский рабочий» 28 июля 1920 года.

«9 июля в Алапаевске состоялись торжественные похороны начальника милиции 3-го района Е. И. Рудакова и его жены, зверски убитых скрывающимися в лесу бандитами.

Тов. Рудаков и его жена были схвачены по дороге к деревне, куда Рудаков ехал к месту службы. И только через несколько дней их трупы были найдены в страшно изуродованном виде. Некоторые части тела были совершенно отсечены сабельными ударами…»

Третий район… Листаю справочник: третий район[3] милиции Алапаевского уезда обслуживал Топорковскую волость.

Белогвардеец, пробирающийся в Топорковскую волость, и начальник милиции, убитый в этой волости…

Прежде всего хотелось разыскать личное дело Е. И. Рудакова, но, увы, его не было, зато в мои руки попал не менее ценный документ — рапорт начальника Екатеринбургской губернской милиции Петра Григорьевича Савотина:

«22 июня Рудаков Евгений Иванович приехал из района, который находится в Топорковской волости, в Алапаевск за получением инструкций, жалованья для третьего района и за женой. 24 июня 1920 года Рудаков выехал из Алапаевска в свой район. В 12 верстах от Верхней Синячихи он попал в засаду…»

Не пересеклись ли пути начальника милиции Топорковской волости коммуниста Евгения Ивановича Рудакова и уроженца этой волости колчаковского офицера Василия Толмачева? Там, в двенадцати верстах от Верхней Синячихи?

Прочитаем еще несколько строк из дневника прапорщика:

«В Туринске пришлось задержаться. Здесь я встретил капитана Тюнина Михаила Евгеньевича, под началом которого служил в Челябинске. Он говорил мне: «По лесам да хуторам скрываются сотни таких, коим Советская власть на мозоль наступила. Подбодрить, объединить в отряды, вооружить программой действий. Начать с малого: бить исподтишка комиссаров да комитетчиков, нагонять страху на других, а придет время — подняться всей неоглядной силой да так тряхнуть мужицкую власть, чтобы вся Россия застонала…»

Я представляю себе этот разговор в избе на окраине Туринска. Низкий потолок, керосиновая лампа, за жарко натопленной печкой шебаршат тараканы. Когда Тюнин поднимается и, прихрамывая, начинает расхаживать по неровным половицам, тень его, ломаясь в простенках, мрачно мечется. Его осевший голос, блеск пенсне, эта уродливая тень возбуждающе действуют на Толмачева, и он слышит гул лихих эскадронов, беспощадный свист своей офицерской шашки…

О кое-каких наставлениях Михаила Тюнина прапорщик Толмачев рассказывает в своем дневнике. В частности, Тюнин советовал разыскать Афанасия Мугайского, у которого должны быть подробные инструкции полковника Казагранди[4], в дела Мугайского не вмешиваться, начинать формирование нового отряда. Когда у Толмачева соберется сотни полторы, он должен сообщить об этом Тюнину через настоятельницу женского монастыря Евгению Гигину.

Как видим, предположения, что к трагедии, разыгравшейся по дороге в Верхнюю Синячиху, причастен и прапорщик Василий Толмачев, небезосновательны.

Только в апреле добрался Василий Толмачев до родного дома. Отец отпарил его в бане и той же ночью увел за реку Тагил в таежную глухомань, где в домовито оборудованных землянках и в скитах старообрядцев скрывались от призыва в Красную Армию сыновья местного кулачества и недавние верноподданные Колчака. На первых порах у Толмачева набралось сорок человек, его помощником стал Илья Берестнев, местный крестьянин, тоже колчаковец.

— Больше будет, Илья Семенович, — подбадривал Толмачев Берестнева и стучал себе ребром ладони ниже затылка. — Продразверстка вот где сидит у мужиков. Без нашей указки начинают вспарывать животы продотрядникам, а за это Советы не жалуют. Куда таким мужичкам деваться? Только к нам. Вот подсоберется больше — так тряхнем, что…

Говоря это, Толмачев верил, что придет время — тряхнут.

А силы действительно зрели. Земля Урала и Сибири не остыла от прокатившегося по ней огненного вала гражданской войны, подспудно шаяли еще угли под пеплом, раздувались остатками разбитых колчаковцев. Эсеровско-кулацкие мятежи под демагогическим лозунгом «Советы без коммунистов!», охватившие всю европейскую часть России и часть Урала и Западной Сибири, унесли еще тысячи жизней.