Габриэль тоже засмеялся, заражённый её смехом. От этого она затряслась ещё сильнее. Понимая, что для поддержания огня мало простого соединения костров, землянин подкидывал в общее пламя веселья сучья и брёвна, дополняя нарисованную выше картину несуразными, не согласующимися со здравым смыслом и заведённым порядком вещей образами.
- Ну всё, хватит! – взмолилась эльфийка через пару минут. – У меня уже живот болит. Щас опять Рогнар забурчит.
Вампиру нравилось её смешить. Смех и улыбки делали красивое лицо его любимой божественно красивым.
- Да он и сам смеялся, - сказал он, соединив свои нос и лоб с носом и лбом девушки. – Я слышал.
Он нежно поцеловал улыбающиеся губы Дариэль. Та обхватила его губы своими и поласкала их языком. Потом крепко прижалась к нему всем телом и стала водить своим личиком по его лицу и шее.
Габриэль был выше седьмого неба от счастья и нежности, окутавших его тело, душу и разум. Он тёрся лицом и носом о божественную красоту и шептал ей о любви, путая порядок слов, ударение и сами слова, из-за переполнявших его чувств.
- А кто твой отец? – спросила «божественная красота», выслушав и нашептав пару книжных страниц любовных слов, междометий и вздохов.
Она решила, что уже имеет право спросить об этом.
Вампир растерялся. Он чувствовал, что может раскрыться Дариэль. Он любил её и уже считал самым близким для себя существом. Его доводы и аргументы за то, чтобы раскрыться, были не слабее доводов и аргументов эльфийки за то, чтобы попросить его раскрыться. Просто он не думал, не рассматривал и не взвешивал их так долго и тщательно, как она. Всё потому, что её интерес «попросить» был гораздо выше, чем его интерес «раскрыться».
- Мой Отец… - проговорил он. – Ты же имеешь ввиду не родного, а того, кто меня обратил?
Он спросил это, чтобы потянуть секунды и подумать – немного наверстать то время, которое он недопосвятил этому вопросу. Даже пещерному троллю – если бы он подслушивал их разговор, - было бы кристально понятно, что эльфийка имеет ввиду именно того, кто его обратил. Она ведь спросила: «кто твой отец?», а не «кем был твой отец?». Это раз. Их разговор до бурчания Рогнара крутился вокруг Отца, а не отца. Это два. И потом её интонация. Она задала вопрос изменившимся голосом и напряжённо – именно так спрашивают, когда чувствуют, что могут не получить ответ и вызвать недовольство спрашиваемого. Это три.
- Да, того, кто тебя обратил, - кивнула девушка.
- Я… Скажу тебе… Но, знай - что бы он не натворил здесь, я ничего об этом не знаю. И что бы он не натворил здесь – я не откажусь от него. Он мой Отец. Он спас меня и подарил мне вечную жизнь и силу.
- Я всё понимаю. Моё отношение к тебе никак не изменится. Ты и про мир то наш не знал.
- Я рад, что ты понимаешь. Мой Отец – Белый Вампир.
- Белый? Магнус?
- Он самый.
- Великий Белый Вампир, - медленно произнесла эльфийка. – У него же и волосы и глаза белые?
- Да. Глаза жутко выглядят без линз. Как будто нет ничего – только белки.
- А какой он на вид? – спросила Дариэль и зевнула.