— Нет, отдохнуть от дур.
— Отдыхай. Хочешь пастилы? Вон в той коробке.
Они проболтали весь вечер. Им не было скучно, они понимали друг друга, даже не открывая рта, по взглядам, по прищуру глаз, по губам. Уходя, он сказал:
— Хорошо, что ты есть на свете, Нонна — Помолчав, добавил — И хорошо, что нам теперь не надо обманывать друг друга.
— А я тебя никогда и раньше не обманывала.
— И я тебя. Но понимаешь…
— Понимаю или не понимаю — какой теперь смысл разбираться в этом! Передавай привет Раисе Алексеевне и Сергею Антроповичу. Как-нибудь забегу проведать.
Забежала она очень просто, как ни в чем не бывало. Расцеловалась с Раисой Алексеевной, Сергеем Антроповичем, заглянула в «нашу» комнату: как-то теперь в ней. Весело поболтала и исчезла, оставив уже ставший за три года привычным в квартире запах своих легких духов. Феликса дома не было. Когда он вернулся, сразу почуял эти духи.
— Нонка была?
— Была, была. Посидели, поговорили. Ничего с отцом понять не можем. — Раиса Алексеевна избрала почему-то ворчливый тон. — Оба вы умные, оба одаренные, оба хорошие. А чего натворили.
— Милая мама, — сказал Феликс, подсаживаясь к вечернему чаю, — если говорить честно, то мы, конечно, натворили. Но не сейчас, решив жить по-иному, а вот тогда, когда впопыхах кинулись жениться. — Феликс не ведал о том, как в свое время его мать старалась устроить эту женитьбу, и не ей адресовал он свои упреки. Но Раиса-то Алексеевна не могла отмахнуться от его упреков, даже если они и делались в косвенном виде. Она слушала Феликса, чувствуя виноватой себя. — Вы с отцом, мама, виноваты в том, — будто услышав ее мысли, продолжал Феликс, — что не отговорили меня, не удержали от поспешного шага. Я-то был что, мальчишка! Какой у меня жизненный опыт? А у вас!..
— Но вы же ни разу даже не поссорились! — воскликнула Раиса Алексеевна. — Значит, ошибки не было.
— Вот и беда, что не поссорились, — заговорил Сергей Антропович. — Вот он и прав, наш Феликс. Ты мне на третий же день нашей совместной жизни, мадам, такую пощечину влепила… Уж не помню из-за чего, но ударчик твой помню. До сих пор скула ноет. Особенно перед дождем.
— Ах, у тебя все шутки!
— Нет, это не шутки, — настаивал Сергей Антропович. — Удар был сделан неспроста. Тебе показалось, вспоминаю, что я одну из твоих подружек притиснул в коридоре нашего рабфаковского общежития. Разве не так?
— Помнишь, оказывается! Точно. Так и было. А была это Дунька Шмелькова. Потаскуха.
— Вот видишь, видишь, ревность! По сей день злишься. А он? — Сергей Антропович кивнул на Феликса. — А он ревновал Нонну? Или она его? Кто-нибудь кому-нибудь съездил по физиономии? Без любви, товарищи дорогие, драк в семье не бывает, как не бывает и любви без драк.
— Батюшки! Уж совсем Спинозой стал. Мудрец.
— Точнее если, мама, то не со Спинозой отца надо в таком случае сравнивать, — сказал Феликс. — а с Овидием. Это Овидий писал трактаты о делах любовных. Но я не думаю, что он прав по существу. Я не думаю, что тягу к мордобою надо считать вернейшим признаком подлинной любви. Все-таки от пещерных времен мы постепенно отходим.
— Значит, я, по-твоему, пещерная жительница?
ebooksa