Эдуард принял скромный сутуловатый вид, мысленно как бы облачился в личину незаметности. Без особого труда проскользнул мимо стражника, пока тот был занят разговором с возницей и размеренным шагом, глядя из-под капюшона себе на ноги, отправился в сторону леса, на берег реки, туда где у подножья холма жил странный отшельник, разбирающийся в том, что обычному человеку знать не положено.
Путь, на самом деле, предстоял Эдуарду не такой уж и близкий. В лучшем случае он надеялся добраться до хижины к вечеру и гораздо быстрее было бы отправится верхом на лошади. Но, конный всадник всегда привлекает больше внимания, потом, почти всех его лошадей знали в городе, и домашних, совсем, не хотелось посвящать в детали. Поэтому он шел, изредка спотыкаясь в своих не удобных, громоздких сапогах наездника, по накатанной телегами дороге. Не глубокий, перетёртый колесами песок мягко принимал ступни в свои объятия, и отпускал их нехотя слегка обволакивая, ноги приходилось поднимать выше чем на мостовой и это утомляло Эдуарда. Потом он в точности не знал маршрут. У отшельника никогда не был, и теперь ориентировался только на рассказанные истории, шёл пользуясь общим знанием направления.
— Как печально что река у нас не судоходная. Вниз по течению пороги и перекаты, а выше мели и узкие протоки. Потом похоже на то, что какие-то твари живут в этих водах. Не случайно люди пропадают даже на берегу. К реке и подходить то опасно не то что плыть по ней. Иначе, можно было бы путешествовать на лодке, создать колонию в низ по течению или найти другой город и торговать с ним. — Мечтал в слух Эдуард. Он, когда оставался наедине сам с собой любил, так сказать, «поговорить с умным человеком».
Солнце клонилось к закату и становилось все более очевидно, что не до какого отшельника он сегодня не дойдет и надо остановится в таверне рядом с фермами, у мельницы. Там его знали и по этой причине такая мысль была отброшена, вместе с надеждой на горячий ужин и сухую теплую кровать.
— Как же я отвык от пеших прогулок, совершенно неожиданно и дорогу один плохо различаю. — Продолжал шепотом жаловаться сам себе Эдуард. — Полгода всего не был в этой стороне поселения, а раньше один сюда не добирался. И что же, готов заплутать на прямой дороге.
Говорил Эдуард ещё много и по большей части жаловался на самого себя, дорогу, сапоги. Вспомнил даже прислугу и досталось конечно Игнату. Весь его монолог продолжался пока за его спиной не раздался скрип телеги. Эдуард съёжился, потому что был уверен: каждый человек отлично его знает, и сильнее натянул капюшон. Звук колес и топот копыт постепенно приближался. Но, было ясно что телега едет медленно, звуков хлыста не слышно вовсе, а скрип плохо смазанной ступицы доносился с ощутимыми перерывами. Эдуард, поддавшись овладевшему им волнению собирался свернуть с дороги и пойти прямиком в поле, схоронится где ни будь между кустов, но вовремя опомнился сообразив, что такое поведение вызовет еще большее подозрение чем одинокий путник на дороге в вечерний час. «Может просто мимо проедет?!» — Промелькнула в голове надежда. Но телега потихоньку поравнялась с ним и где-то у Эдуарда над головой раздался голос возницы:
— Тебя подвезти молодой человек?!
— Нет, нет. — Сказал Эдуард, не поднимая головы. — Спасибо я почти пришел.
Телега проехала мимо и в след за ней осталось замечание удивлённого возницы:
— Куда он здесь дошел?! Нет же здесь ни хрена!
И телега медленно покатила дальше по дороге скрипя и погромыхивая.
«Как он понял, что я молодой человек, он же не видел моего лица?» — Судорожно стучали мысли в голове Эдуарда. — «Неужели узнал меня. Меня все знают. А вдруг все выплывет, я никогда не отмоюсь… но, нет, нет, проигрывать нельзя, потом мало ли, может и обойдется, может Игнат принесет добрые вести, а слухи как всегда раздуты».
Медленно, но верно солнце уходило к выходу у горизонта. Эдуард начинал кутаться в плащ не только потому, что боялся быть узнанным. «Любая дорога куда ни будь да выведет, как же я так не рассчитал время, и на постоялый двор не зайдешь». — Продолжал свой внутренней монолог Эдуард. Потом, выговорившись он, сжал кулаки и несколько раз про себя смачно выругался.
Спустя примерно пару часов, с поздними вечерними сумерками Эдуард всё-таки дошел до мельницы, понял, что не ошибся с выбором направления, только не рассчитал свои силы и время. До хижины отшельника оставалось еще около трети пути, часть которого надо было пройти по узкой тропинке ночью, через поля, овраги и перелески. На улице стало совсем прохладно и он с грустью и тоской смотрел на светящиеся окна таверны «Жернова». «Кто сочиняет этим местам такие названия», — подумал с ненавистью Эдуард, — «Неужели нельзя придумать ничего более экзотического?!».
Он тихо прошёл к мельнице и уселся у самого колеса, медленно крутящегося скрепя жерновами и хлюпая по воде лопастями. Под его ритмичные звуки Эдуард затянулся трубочкой выпуская клубы едкого дыма. Он любил хорошую махорку, как и большинство торговцев. От воды тянуло не уместной в это время суток прохладой, но уставшие от долгой ходьбы ноги так были ему благодарны за отдых, и махорка так приятно расслабляла, что все остальные детали антуража только радовали. И течение бурной реки несущее свои воды к крутым перекатам и мельница, хоть и фермерская, не принадлежащая гильдии, но все равно техническое сооружение, к которым Эдуард был, в принципе, не равнодушен. Он снял тяжёлые сапоги и прикрыв ступни полой теплого плаща испытал настоящее блаженство, а когда достал фляжку с бренди и отхлебнул первый глоток, по телу разлилась теплая нега. Настроение поправилось, от спиртного проснулся аппетит, и он с удовольствием поел припасённый из дома хлеб с ветчиной и сыром. «А если выплывет и схватит за ногу?» — В состояние сиюминутной эйфории подумал Эдуард. И сам себе ответил: «Ну и пусть. Тогда в скачках точно не проиграю». Но осознание такой возможности всё же подпортило достигнутую идиллию и другие мысли с мрачной гнильцой полезли в голову: «А вдруг его не будет в хижине, или он дверь не откроет, или кто его знает, что он мне даст, я же не разбираюсь в таких делах. Деньги может не взять. Вдруг услугу попросит. Как же быть? Дурацкая это была затея!»
Время шло, совсем стемнело. Очень не хотелось вставать, но надо было отправляться в дорогу. Эдуард вдохновляемый мыслями о победе любой ценой заставил себя продолжить двигаться дальше по тропинке вьющейся вдоль реки и уходящей в темноту непроглядной ночи.
То и дело в кустах ухал филин или в траве подавали голос одинокие насекомые. С шорохом пробегала полевая мышь. Он шел быстрым шагом периодически спотыкаясь и поскальзываясь. Оставив в голове одну решимость, Эдуард больше не допускал сомнений и во второй половине ночи, весь изодранный, промокший и уставший, добрался до места обитания отшельника.
Крохотная тропинка больше похожая на кошачью чем протоптанную людьми ныряла в кусты. Эдуарду пришлось последовать за ней. Истратив последнее ругательство, он выбрался из цепкого тёрна и остановился в нерешительности. Вначале ему показалось, что он плывёт или спит и видит сон. Пространство вокруг него колыхалось и двигалось, издавая слабенькие звуки весенней капели или молчаливого чаепития. На котором человек сто, не произнося не слова размешивают сахар в чашках, отхлёбывают чай, звякают блюдцами и соблюдая молчание издают все другие возможные для этой процедуры звуки. Было достаточно светло. Не естественный, холодный и тусклый свет мерцал в такт синим с проседью языкам племени костра, горевшего на куче камней и пепла. Эдуард, оцепенев от неожиданности старался вновь поймать сбитый фокус внимания. Это оказалось не так просто взгляд его скользил по пространству не цепляя детали, фиксируя одно лишь движение и колебание. Когда ему удалось преодолеть иллюзию он понял, что эта полянка, очень удачно расположенная на опушке леса и у подножья небольшой скалы выступающей из мягкой плоти холма. Все ветки и сучки, нависающих над ней деревьев, пестрили разнообразными подвесками. Явно самодельными, изготовленными из всего что может попасть под руку, издавать блеск и звук. Стекляшки, камушки, ракушки, глиняные божки и шарики, черепки посуды, легкие пёрышки потерянные лесными птицами — всё это и многое другое создавало ту удивительную иллюзию жертвой которой стал уставший разум Эдуарда.
Хижина отшельника больше напоминала шалаш, опиравшийся одним боком на каменную стену скалы. Собранный из грубо наваленных веток он не производил впечатление убежища, могущего скрыть от погодных неприятностей.
Рядом никого не было видно. Только игра бледных теней на стволах и ветках деревьев. Эдуард сделал еще пару осторожных шагов и остановился в нерешительности озираясь по сторонам.
ebooksa