– Андрей Владимирович, я вас везде ищу, а вы вот где! – возле них, откуда ни возьмись, нарисовалась Марго. В руке она держала тарелочку, накрытую салфеткой. – Пирожки с яблоками, свеженькие, с пылу с жару! Можно сказать, по спецзаказу. Угощайтесь!
Марго изящным, как она, наверное, думала, движением сдернула салфетку и застыла в соблазнительной позе. Ей бы еще кружевную наколку и накрахмаленный фартучек, и сходство с официанткой из вокзальной пивной оказалось бы полным.
На Воронова было страшно смотреть. Он скрипнул зубами, покраснел, потом побелел, сжал кулаки и начал хватать ртом воздух, подбирая, очевидно, слова, за которые ему не будет мучительно стыдно перед Марусей…
Маруся критически осмотрела колышкинские пирожки, выбрала один, осторожно надкусила, пожевала…
– Фу-у! – она скривилась, по выражению ее бабушки, «как середа на пятницу». – Гадость какая! Тесто склизкое, горчит, начинка с запашком… Андрюша, радость моя, не рекомендую тебе это есть, – Маруся ткнула пальчиком в тарелку, которую по-прежнему держала ошарашенная Марго. – Чревато последствиями. Расстройство желудка практически гарантировано. Понадобятся процедуры – и отнюдь не физиотерапевтические. Промывание, возможно, клизма… Оно тебе надо? Ты подумай, а я, пожалуй, пойду, меня пациенты ждут. Я ведь, в отличие от некоторых, еще не переквалифицировалась в пекари…
Маруся не оглядывалась, поэтому не знала, какой эффект возымело ее маленькое представление. Она, собственно, ни на что особо и не рассчитывала – так, порезвилась малость. Не только же Колышкиной провокации устраивать. По сравнению с расстегнутой в кабинете у Воронова колышкинской кофточкой Марусин экспромт – вообще невинная шалость. А кто сказал Марго, что будет легко?..
С вечерним докладом Маруся к Воронову не пошла. Не потому, что посмела нарушить приказ, а потому, что он куда-то уехал, распорядившись его не ждать.
Осенний день короток, домой она возвращалась в темноте и в расстроенных чувствах. Если б не эта беспардонная зараза Колышкина, они с Андреем помирились бы и сейчас, возможно, были бы вместе. Не говоря уже о том, что если б не Марго, то они и не поссорились бы… наверное. Маруся почувствовала, что снова начинает злиться на Воронова: хотел бы – давно уже послал бы Колышкину куда подальше. Ему достаточно один раз гаркнуть на нее так, как он умеет, чтобы она боялась лишний раз к нему подойти ближе, чем на пушечный выстрел. А раз не послал – значит… О том, что это значит, Марусе думать не хотелось. Неужели придется признать, что Андрей не выдержал испытания Колышкиной?
Однако даже если и так, Маруся, как девушка здравомыслящая, постарается не делать из этого вселенскую трагедию. В конце концов, главное, как говорила Марусина мама, чтоб все были живы и здоровы. Воронов здоров как бык, а то, что сейчас не с ней… Даже если змее Марго удастся его охмурить, пусть это будет в ее, Марусиной, жизни самая большая потеря. Ей не привыкать к мужскому коварству, такая уж, видно, ее судьба…
Так, стоп! Еще немного – и она начнет себя жалеть, а это в ее ближайшие планы не входило. Нужно срочно «принять лекарство». Самой эффективной пилюлей от уныния для Маруси всегда было что-нибудь вкусненькое. Конфеты «Белочка» кончились еще позавчера, к чему в немалой степени приложил руку – во всех смыслах – сосед Митька. Но песочное пирожное, купленное в булочной, которую Маруся облюбовала едва ли не в первые дни пребывания в Чкаловске, тоже сгодится. А если еще вспомнить, что ее давно ждет моток мягчайшей пряжи цвета бордо и образцы узоров для нового свитера… В предвкушении тихого спокойного вечера Маруся пошла на кухню ставить чайник.
Напившись чаю с пирожным, она устроилась под любимым оранжевым торшером со спицами и схемами вязания.
Вязать Маруся любила по нескольким причинам. Во-первых, во времена дефицита это давало возможность шагать в ногу с модой и регулярно красоваться в обновках, приобрести хорошую одежду в магазине было трудно, а обращаться к фарцовщикам, как это делали некоторые ее подруги, Маруся не хотела.
Во-вторых, вязание помогало думать. Правда, не всем. К примеру, Марусина мама с этим тезисом категорически не соглашалась и периодически его опровергала.
– Кто сказал, что вязание успокаивает нервы?! – возмущалась она, запутавшись в сложной схеме и в сердцах бросая спицы с перекосившимся узором на диван. – Мои нервы оно только расшатывает!
А вот Марусе этот кропотливый, казалось бы, процесс помогал осмыслять факты и намечать план действий. Размышляя над перипетиями своего первого дела, она вязала прехорошенький сиреневый пуловерчик, который закончила почти одновременно с расследованием. Да, своеобразная у нее осталась память об успешном завершении дела о четырех убийствах. Не считая, конечно, модной стрижки, которую ей сделала бедняжка Эльза… Интересно, о чем будет напоминать бордовый свитер, для которого она только что набрала петли?
Несмотря на то что рассказ Ивана Трофимовича Полевого о гибели его друга вот уже несколько дней не выходил у Маруси из головы, она пока не знала, что думать по этому поводу. На первый взгляд, обычное, как бы цинично это ни звучало, убийство с целью ограбления. Если б друг Полевого перед смертью не упомянул о каких-то загадочных сурке и коте, вообще было бы не за что зацепиться. Хотя можно ли считать эти слова зацепками? Быть может, они были сказаны в бреду или в беспамятстве…
В уютном свете торшера поблескивали спицы, на стене умиротворяюще тикали ходики. Время бежало незаметно. Было уже за полночь, когда в коридоре зазвонил телефон. Кто-то из соседей снял трубку. Спустя секунду в дверь Марусиной комнаты просунулась голова сонной Татьяны Шведовой.
– Марусь, там тебе звонят, – зевая, сообщила Татьяна. – Катерина твоя заполошная. У нее случилось что-то, я спросонок не поняла что…
Маруся отложила вязанье и поторопилась к телефону.
– Алло! Кать, это ты? Что случилось? Не поняла… Да говори ж ты толком!
ebooksa