Красные и белые. На краю океана

22
18
20
22
24
26
28
30

500

уловил рядом подозрительный шорох, сдернул с плеча ружье. Но удар в спину свалил его в снег.

Чья-то сильная рука подняла Шурмина за шиворот; он увидел перед собой закуржавелое бородатое лицо.

Попался, пес? Кто такой и откеда? — Бородач уставился в Андрея добрыми, синими глазами, совершенно противоречившими его словам и грозному голосу.

Андрей вспомнил наказ Зверева: «Что бы ни случилось в пути — молчи!»

— Ты откедова? — опять спросил бородач.

— В Шаманово иду,— уклонился от прямого ответа Андрей.— Из Усть-Кута я...

— От кильчаков бежал, к партизанам попался.

Андрей облегченно вздохнул: «Хорошо, значит, скоро увижу Бурлова».

Бородатый партизан привел его на сельскую околицу, к пятистенному дому. У ворот стояли кошевки и сани с пулеметами, патронными ящиками, оленьими тушами. По двору ходили люди с ружьями за спиной, Охотничьими ножами за цоясом. Курили самосад, разговаривали о своих, непонятных Шурмину делах. ^

— Присмотри за парнишкой,— попросил партизан часового и скрылся в сенях.

— Где он, где? — раздался громкий голос, и на крыльцо выскочил Бурлов в меховой куртке-безрукавке, оленьих торбасах. Прижал к груди Андрея, обдал его избяным теплом. — Заколел, поди? Дзюгай в избу скорее!

В горенке Андрея встретил круглолицый парень.

— Федя,— представился он. — Начальник штаба. Примащивайся к столу, погрейся чайком.

— Пельменями его покорми, Хведор, а я письмом займусь.— Бурлов разорвал конверт, вынул стопку папиросной бумаги, густо засеянной лиловой машинописью. — Ого, оперативная сводка! Ага, приказ Зверева, Данилы Евдокимыча.

Андрей с наслаждением пил крепкий, бордовой окраски чай, поглядывая на изузоренное морозом окошко, на распаренную жарой физиономию Феди, и снова испытывал душевное томление. Что принесет ему завтрашний день? Куда его кинет судьба? «Вот бы изловить самого Колчака, вот бы отбить золотой эшелон! Покатился бы про меня слух по всей России»,— мечтал- он, вздыхая от неисполнимости своих желаний.

— Ну и бумажки ты приволок! — крикнул Бурлов, наваливаясь грудью на стол. — Сам, наверно, не знаешь, что тащил?

Откуда знать, Николай Ананьич? Зверев только предупредил: «Умри, но донеси до Шаманова».

Тебя за эти бумажки колчаковцы сперва бы расстреляли, потом повесили. А ты шел, не боялся.