— Не боялся потому, что не знал.
— Молодей:! — похвалил Бурлов, и черные искорки промелькнули в его зрачках. Четко выговаривая слова, он прочитал"оперативную сводку главного штаба Северо-Восточного партизанского фронта:
— «Тулунский район. Преследование противника по направлению железной дороги продолжается. Белые солдаты сотнями переходят на стсфюну партизан.
Верхнеангарское направление. Наши войска успешно продвигаются вперед по направлению к Иркутску.
Из официальных источников. В Иркутске взорван понтонный мост через Ангару. Чехословаки от помощи Колчаку категорически отказались. Требуют выезда во Владивосток. Советские организации работают в Иркутске открыто...»
— У меня в башке словно свет включили,— рассмеялся Федя.
— Для того и читал, чтобы распогодилось,— пошутил Бурлов.—А теперь слушай и приказ Данилы Евдокимыча по нашей дивизии: «Верховный правитель Колчак с золотым эшелоном выехал из Нижнеудинска в Иркутск. Приказываю перехватить Колчака и золото на станции Тулун».
— Ты поспи-ка, Андрей, а мы станем готовиться к походу на Тулун,— посоветовал Федя. • "
10
Неужели все это было?
Неужели цвели майские вечера на Вятке, когда Шурмин служил ординарцем у Азина и выполнял его поручения?
И был тот скверный час на Каме, когда он попал в руки полковника Граве?
Неужели это он трясся в «поезде смерти» от берегов Камы до берегов Байкала?
И опять было зеленое утро, когда в грязную теплушку хлынул свет байкальской воды?
Неужто промелькнуло сто дней с той поры, как Зверев и Бурлов создали свои отрядики, а теперь на Лене, на Ангаре действует десятитысячная армия партизан?
Андрей лежал на широкой крашеной лавке, под бараньим полушубком, но уснуть не мог. Воспоминания захлестывали, а предчувствие новых событий все сильнее овладевало им.
Он стал вспоминать пережитое и опять увидел себя рядом с Данилой Евдокимовичем Зверевым, атакующим Усть-Кут.
В то зимнее утро несло дымом из труб Усть-Кута, трещали на морозе деревья, скрипел под ногами снег. Андрей шел с винтовкой наперевес, оглушенный грохотом деревянных трещоток—на каждый пулемет их приходилось по восемь штук. Гремели деревянные трещотки, гулко стреляла медная пушка,
прозванная/«Петром Великим», нагоняя страх на колчаковцев, засевших в Усть-Куте.
Бой за Усть-Кут продолжался полдня: село несколько раз переходило из рук в руки, пока партизаны окончательно не овладели им. Колчаковцы сдались, оставив сотню убитых, потеряв все запасы оружия и провианта.