— Черт знает, что у него на уме? — выругался он.
— В и о ком ето?
■— О военном коменданте. У него такая лукавая физиономия.
— Про него говорьят — возит с собой ящик медалей на
грудь и три ящика пьетель на шею. Польтора года с ним он,
как это по-русски, сюкин син! Тише! Иркутск! Говорьит Зима! говорьит Зима. Пригласите к аппарату генерала Жаньен. Кто? У аппарата генерал Жаньен? С вами станет разговаривать командующий зимьинским фронтом красных войск... Перебивают, требуют, чтобы вислушали их,— сказал телеграфист.
—- Пусть говорит.
— С красными не желаю разговаривать. Генерал Жаньен...
— Ну и гусь! Он еще полетит у нас, погогочет.
Вам пора уходить. Ви и так подозрительно дольго пре-биваите у меня.
За окном взревел паровозный гудок, задребезжали стекла. На перроне засуетились, забегали.
Это «58-бис». Недаром суматоха. — Новокшонов выскочил из помещения телеграфа.
— Поезд пришел. Вагон Колчака сразу же оцеплен
войсками, Комендант станции помчался к Колчаку,—сообщил Шурмин.
Они тоже пошли к адмиральскому вагону, но столкнулись с выскочившим оттуда комендантом. Тот что-то приказывал своим часовым.
— Говорили с генералом Жаненом? — спросил комендант.
— Беседовал. Жанен попросил меня пропустить в Иркутск Колчака и золото. Я согласился при условии, что вместе с чешским конвоем адмирала станут сопровождать его и наши партизаны. Жанен не возражает.
— Зато возражаю я,— сказал недоверчиво комендант.
— Ваш телеграфист может подтвердить разговор. А вам я не советую капризничать.
— Сколько партизан собираетесь дать в конвой? — раздраженно спросил комендант.