Саша почувствовал, что дело принимает серьезный оборот.
— Вы совсем не правы! Я же не самый последний ученик, я подтянусь, вот увидите. Честное слово!
— Как хочешь, Александр, а я не могу решить этот вопрос одна, без папы.
— Папа разрешит, — уверял Саша.
— И у директора школы надо спросить. Вряд ли он согласится отпустить на киносъемки двоечника.
— И вовсе не двоечник он, — вступилась тетя Нюра. — Подумаешь, раз или два поставили двойку. А может, у него артистический талант, зачем же препятствовать?
— Школу игнорировать нельзя, — сказал Николай Александрович. — Иначе никогда порядка не будет. Семья и школа в воспитании детей должны действовать согласованно.
Мать ласково погладила сына по голове, примирительно улыбнулась ему:
— Спорить нечего, Саня. Сходим завтра к директору школы, посоветуемся. У тебя целая жизнь впереди, и не нужно лезть туда, где легко споткнуться.
— Ладно, — нехотя согласился Саша. — Только я не споткнусь, не думай.
Еще одно событие, о котором Саша не подозревал
Через три дня на киностудии произошли такие события, о которых Саша и не подозревал.
В небольшом уютном зале с мягкими креслами собрался художественный совет, которому предстояло посмотреть пробные кадры и решить, кому в каких ролях сниматься.
На заседание пришло человек пятнадцать. Тут были авторы сценария, два рослых подвижных человека, один кудрявый, другой совсем лысый. Пришел писатель в красной рубахе и с погасшей тяжелой трубкой в зубах. Он был в возрасте, с выступающим солидным животом, с одутловатым лицом и розовыми пятнами на щеках. Видно, он был нездоров, сердце сильно пошаливало, он боялся курить, но для бравого вида не выпускал трубку изо рта и посасывал пустой мундштук. Знакомясь с новым человеком, он никогда не забывал назвать свою фамилию, имя и отчество и обязательно прибавлял: «Писатель. Читали мою книжку?» И напоминал название единственной своей книжки, изданной лет пятнадцать назад.
Пришел на заседание и детский драматург, долговязый немолодой человек, который любил спорить и почти никогда ни с кем не соглашался, хотя сам редко бывал прав. Был и литературный критик, мужчина с нахмуренным лбом, умный и знающий. Среди других можно было узнать двух известных артистов, пришедших сюда не в качестве претендентов на исполнение ролей, а как члены художественного совета. Оживленнее всех разговаривали между собой режиссеры. Их было четверо: два совсем молодых, третий — среднего возраста и четвертый — уже пожилой, с седыми волосами, с маленькими черными глазами, поставленными так близко друг к другу, что их разделял только удлиненный тонкий нос. Собранные на переносице маленькие темные брови придавали лицу этого режиссера трагикомическое, грустное выражение.
Это общество дополнялось еще несколькими серьезными, неулыбающимися лицами, которые в продолжение всего просмотра и разговора держались подчеркнуто строго и официально. Очевидно, это были редакторы, а может быть, педагоги и представители комсомольских и школьных организаций.
Борис Лукич своим громким голосом перекрыл шумок в зале и возвестил о начале работы. Он произнес несколько вступительных слов, из которых присутствующие узнали, кто и на какие роли пробовался, и дал знак киномеханикам, чтобы начинали просмотр.
Обсуждение происходило тут же, в зале. Со взрослыми персонажами было проще, и спора не возникло. Режиссер сообщил, кого он предпочитает снимать, и члены художественного совета почти единодушно согласились с его выбором.
Дебаты разгорелись вокруг кандидатуры на роль Петьки.
— Мне очень нравится первый мальчик, — сказал молодой режиссер в черных очках. — У него раскосые глаза, он похож на азиата-степняка. А что немного шепелявит, это не беда, подчеркивает индивидуальность. Советую вам, Борис Лукич, взять его, поработаете над дикцией, и все будет в порядке. Мальчик очень хороший.
ebooksa