— Так я же тебе говорю, она просила передать.
— И сильно худеть надо?
— Нормально, — сказал Саша, — Голодом не морить себя, а воздерживаться.
— Ты и так в норме, — возразила тетя Нюра. — Хорошо поел, теперь и уроками заняться можно.
Почти каждый раз после съеденного обеда или ужина Саша испытывал тайное угрызение совести.
«Какой-то я слабохарактерный, — думал он про себя. — Как же буду дальше жить? Мне велели худеть, а я, кажется, распухаю, как тесто на дрожжах. Надо принимать серьезные меры. Пойду в парадное, побегаю по лестнице, раз десять поднимусь и спущусь пешком».
Саша надел шубу и ушанку, обулся в тети Нюрины валенки, чтобы было тяжелее и неудобнее двигаться, вышел на лестницу, где стояла духота от жарко нагретых батарей. Несколько раз поднялся и спустился по ступенькам от первого до последнего этажа и обратно. Идти было трудно, он часто останавливался. Домой вернулся мокрый от пота, с красным лицом, тяжело дышал и слышал, как в груди колотится сердце. Кажется, сразу похудел, этот способ хорошо действует.
— А теперь начну зверски учить географию и арифметику. Вызубрю все реки и озера, а по арифметике решу целую страницу задачек.
И он добросовестно принялся за уроки. Названия рек и озер учил, как стихи, ходил по комнате, громко выкрикивал слова, размахивал руками. Говорил то медленно, то быстро, под конец стал даже подпрыгивать по одному разу после каждой речки и по два раза после каждого озера. Все эти манипуляции он проделывал для того, чтобы побольше расходовать энергии.
Рек и озер оказалось не так уж много. Саша повторил все названия по нескольку раз, прошептал, продекламировал, даже пропел и радостно заметил, что ни разу не сбился, все быстро запомнил. Энергии оставалось еще вон сколько, а урок по географии уже был выучен. Делать нечего, надо браться за арифметику.
Тут все пошло не так гладко. Махал руками и произносил слова шепотом и нараспев — не помогло. Пришлось склониться над тетрадкой, вдуматься в условие задачи. Первую решил стоя, на второй несколько раз приседал на стул, а над третьей задачкой засиделся так долго, что ему показалось, будто прошла вечность. С четвертой пришлось прямо-таки героически сражаться, три раза переделывать, пока не сошелся ответ. На пятой Саша сдался. Захлопнул тетрадь и учебник, вытер рукавом вспотевший лоб, вздохнул с таким облегчением, словно после опасной борьбы с морскими волнами выплыл на берег и встал ногами на твердую почву.
Cаша подошел к зеркалу, посмотрел, и ему показалось, что он заметно похудел: щеки будто ввалились, живот втянулся, брюки еле держались.
В это время из кухни раздался голос тети Нюры:
— Шел бы ужинать, Саша! Смотри, какие сардельки я тебе отварила.
«Это лишнее, — подумал Саша. — Перебор. Надо решительно отказаться».
Но даже при одной мысли о сардельках у него потекли слюнки. Нод ложечкой засосало, а в животе заныло. Он машинально переступил порог кухни, уселся к столу, сердито посмотрел на упругие, налитые соком сардельки, взял одну, намазал горчицей и с ожесточением принялся жевать, причмокивая и морщась от остроты.
В кухню вошла Лидия Васильевна. Постояла, посмотрела, с каким удовольствием ест сын, покачала головой.
— Что же ты, Саша, забыл совет Михаила Ефимовича «ужин отдай врагу»?
Не переставая жевать, Саша махнул рукой на всю премудрость, отчаянно проговорил:
— У меня нет врагов, приходится самому с ужином справляться.