У меня мутится в глазах, кружится голова. Но на этот раз не от страха, а от стыда. Мне стыдно, что я лежал в обмороке, а девушка приводила меня в сознание.
Она подхватывает одной рукой мой затылок и подносит к моим губам стакан.
— Пей, — говорит она. — Это поможет.
Я жадно пью, не чувствуя никакого отвращения. Я сразу узнаю, что это водка, хотя раньше никогда не пил ее. Я выпиваю стакан водки легко, как стакан чаю. Жгучая влага разливается по моему телу, и через несколько минут я встаю на ноги. Бойцы, находящиеся в землянке, занимаются своими делами. Я стараюсь скрыть волнение, но это мне не удается. От сильного нервного потрясения я весь дрожу и ничего не могу сделать с собой. Одна только девушка смотрит на меня. Она понимает, что со мной происходит. И мне стыдно перед ней. Я начинаю ходить по землянке, но едва прошелся два раза, как ноги мои ослабевают, и я опускаюсь на пол в углу. Вслушиваюсь в разговоры и крики, пытаюсь понять, о чем говорят люди. Кто-то выкрикивает чью-то фамилию, этот крик подхватывают другие и повторяют несколько раз, ходят по землянке, хлопают дверью. Мне эта фамилия кажется знакомой, и я успокаиваюсь оттого, что наконец-то слышу понятные мне слова.
Ко мне опять подходит девушка, и я смотрю на нее, стараясь что-то вспомнить. Да, я не должен перед ней лежать в обмороке, это очень стыдно. Я хочу шевельнуться, она о чем-то спрашивает меня. И я говорю ей:
— Да, это я. Это моя фамилия. Зачем они кричат?
И теперь я вспомнил, что они выкрикивали мою фамилию.
— Вот он, — говорит девушка кому-то.
Ко мне подходит коренастый человек в полушубке и говорит что-то простое, но чего я сразу не могу понять. Одно мне ясно: я должен идти за ним.
Я закрываю глаза, чтобы не кружилась голова, и встаю шатаясь. Слышу тихий смех девушки, открываю глаза, иду за человеком в полушубке.
Теперь у меня нормальное необморочное состояние, но я пьян. Это я понял сразу, хотя раньше никогда не был в таком положении.
Мы выходим из землянки. Над нами гудят самолеты. Мой проводник говорит:
— Подождем здесь, пока эта сволочь улетит.
Я сажусь на бревна, опускаю на ладони тяжелую голову. Морозный воздух освежающе действует на меня.
И вот мы идем «в роту», как сказал мне мой спутник. Теперь я понимаю все, что он мне говорит, но не отношу это прямо к себе. Мне кажется, что это какие-то двое других идут где-то по снежному полю, среди редкого леса, идут «в роту» без видимой надобности.
— Ты пригибайся к земле, — говорит мне мой спутник. — Такую каланчу снесут в одну минуту.
Я вспоминаю убитого земляка и понимаю, что значит «снесут в одну минуту». Это он только говорит «в одну минуту», а снесут в один миг. Я так низко пригибаюсь к земле, что не могу быстро идти. Спина с непривычки ноет, и меня раздражает каждый звук.
С передовой к нам доносятся выстрелы. Я еще ниже пригибаюсь к земле.
Снизу мне видны небольшие холмы, открытые полянки, пересеченные хвойными зарослями, да стройные елки со свечками. Все осыпано снегом, замерло в благоговейной тишине.
Что-то бьет меня по коленям и мешает идти. Это фотоаппарат, который повис у меня на шее и болтается на ремешке. Нет, я не могу его бросить в снег. Он мне нужен. Я умею хорошо снимать, а на фронте бывают интересные виды. Это говорили мне друзья, когда провожали в военкомат, и тогда я обещал им снять что-нибудь особенно редкое. Какая глупая мечта! Швырнуть бы этот аппарат к чертовой матери в сугроб, но жалко — он мне много послужил.
ebooksa