Четвертая империя. Заговор наркомовских детей

22
18
20
22
24
26
28
30

10/10.

На наш любимый Саратов был маленький налетик.

12/10

Фрицы прут на Москву. Подрался с Ю.К. Он говорит: “Москва не устоит”. Разве это русский дух?

15.10

Звонила… ехать в Куйбышев. Совершенно неожиданно. Плохое настроение и вести дневник надоело. Все к черту.

1 ноября. г. Куйбышев.

Ходил смотреть город, т. к. знакомых никого нет, скорей бы пойти в школу. Да и потом долго уже слишком веду монашеский образ жизни.

3.11

Был в школе. Подошел к ребятам быстро, но особенно никого еще не разглядел.

5.11

Сижу с каким-то поляком Ляховским, весь урок что-то по-польски ругается. Ходил по коридорам, разглядывал девчат, понравилась мне одна брюнетка из 7-го класса. Зовут ее Таней, фамилия Полонская. Из ребят наиболее сошелся с Геннадием Романовым (который уже без ума влюблен в одну особу, некто Г. Куйбышева, учится в 6 классе 85-й школы, а живут в одном доме).

6.11.

Взвесил все обстоятельства и нашел, что при существующих условиях будет нелегко познакомиться с этой Галей К., но она мне положительно нравится.

Сегодня был в школе Октябрьский вечер, и после него я и Романов пошли за Г., шедшей с двумя подругами. Я хочу скорой завязки, поэтому делаю иногда такие глупые вещи, но тут дело в том, что перед Галей вся глупость этой слежки должна свалиться на Романова. А я познакомлюсь с ней как посредник от него, сам смеющийся над поступком своего товарища, находя его по-детски нелепым. Романов на такое не согласится, поэтому я ему ничего не сказал. Посмотрим, что будет, я, как всегда, уверен в победе.

8.11

Сегодня Галя поучила записку: ”Галя, я хочу вам многое сказать, и так как это очень срочно, то с вами переговорит мой друг Шахурин Володя, так как я, к сожалению, сегодня не имею этой возможности. Ответьте сегодня знаком, придете ли вы в 8.30 к памятнику Ленина. Г. Романов.”

Бедный Романов не смыслил ничего во всем этом!

Таким ходом я обеспечил себе полную непричастность к делу, если мне не повезет. Я ничем не рискую (она не пойдет наверняка, если бы разговаривать должен был Романов, но, я думаю, пожелает иметь дело с таким посредником, как я). Записку приняла от меня, конечно, с недовольным видом, но на следующей перемене с очаровательной улыбкой кивнула мне головой. Держу Романова все время при себе, чтобы чего-нибудь не вышло, и бросаю на нее взгляды, которые она вполне понимает, хотя ей и непонятен еще, конечно, мой план. Наверное, она очень досадует, что получила записку не от меня. В 8.15 пошел к назначенному месту и спрятался. У меня невольно забилось сердце, когда она пришла с одной подругой, которая отделилась от нее. Я подошел, извинился за небольшое опоздание, улыбаясь, сказал, что мне очень не хотелось, чтобы она причислила меня к разряду таких же болванов, каким является мой товарищ Романов, заваривший всю эту кашу. Также я сказал, что уверенный в ее отрицательном ответе Романову (в самом деле он не может понравиться) я не хочу поступать нечестно по отношению к нему и прошу ее не высказывать ее мнения, так как мне нужно было бы его передать. В продолжение всего этого я внимательно наблюдал за ней и увидел, что я победил. Кроме всего, она была заметно взволнована и просила меня самому состряпать вежливый ответ. Она заметно разочаровалась и стала даже несколько зла, так как я ничем не подавал повода к истине. Наконец, я слегка наклонил голову в знак того, что моя миссия окончена и поблагодарил ее за “оказанную мне честь говорить с ней”.

Она уже ничего не отвечала. Я вежливо (надо сказать, что я провел этот разговор с утонченной, доходящей до учтивой и холодной любезностью), попросил у нее разрешения проводить ее. Она сердито отвечала, что живет близко. Я понял, что возьмешь лишь нахальством и, притворяясь, что не понял в ее словах отказа, сказал: “Тем лучше, а то я не располагаю большим временем” и, взяв ее под руку, совсем ошеломленную, повел ее в сторону, в которую она уходила. Она пробовала было сказать, что, может быть, в таком случае, ей не стоит меня задерживать, но мы шли. Само собой понятно, что мое поведение заставило ее подумать — к чему я предложил ее проводить, если она меня совершенно не интересует, и я исполняю лишь волю друга?