— Нет, насчет продажи картины.
— Честно говоря, мне было бы все равно, но дочь о продаже даже слышать не могла. Она ее очень любит, свою Катрин — так она называет портрет. Когда Сэди была совсем маленькая, мы еще тогда жили в Мильтауне, портрет висел в гостиной. Так вот, Сэди нельзя было уложить в постель, пока она не пожелает спокойной ночи Катрин. Поэтому, когда мы переехали в Стоунвилл, то картину сразу повесили в комнату дочери.
— А у вас не осталось хотя бы фотографии портрета Катрин?
— Нет, мы об этом как-то не подумали. Никто ведь не предполагал, что так случится. Но я могу вам показать другой портрет — лицо очень похоже на Катрин.
Фред Дэвис вышел из комнаты, слышно было, как он поднимается на второй этаж по скрипучей лестнице, потом наверху послышались невнятные голоса, и через минуту он спустился в гостиную, неся в руках небольшой квадратный кусок картона размером фута полтора на полтора с прикрепленным к нему белым листом. На листе бумаги акварелью был написан портрет юной смуглянки с большими черными глазами, глядящими внимательно и твердо прямо перед собой. Округлый подбородок с ямочкой посередине был чуть тяжеловат, но в целом лицо было настолько красивым, что Ричардc невольно залюбовался им.
— Кто это? — спросил он после минутного молчания.
— Это моя дочь Сэди. Автопортрет, — с гордостью отозвался Дэвис, довольный произведенным на гостя впечатлением. — Даже странно, что она так похожа на свою прабабку, тем более что ни ее мать, ни бабушка не были похожи на нее. У Сэди даже ямочка на подбородке такая же, как у Катрин. Хитрая вещь эти гены, раз такое сходство может проявиться через два поколения.
— Как она себя чувствует сейчас?
— Сэди? Молчит, почти не разговаривает со мной и все время проводит у себя в комнате наверху — рисует акварелью. Ее преподаватель в изостудии прочит дочери большое будущее. Правда, считает, что ее, картинам не хватает темперамента, экспрессии. А я думаю, что характер Сэди еще может проявиться с годами. Лишь бы эта история не очень сильно на нее повлияла. Доктор Томпсон заходил сегодня утром, беседовал с Сэди. Он считает, что она постепенно полностью оправится от пережитого потрясения. Дай-то Бог!
Ричардc продолжал любоваться автопортретом Сэди Дэвис. Потом попросил:
— Можно я возьму его с собой? Надо сделать с него фотоснимок, размножить его и разослать всем крупным коллекционерам и торговцам живописью.
— Не хотелось бы отдавать его — как бы Сэди не разволновалась. Этот автопортрет теперь висит у нее в комнате там, где раньше висел портрет Катрин. — Фред Дэвис задумался, потом лицо его прояснилось: — Как же это я сразу не сообразил? Есть же простой выход. Если вам нужна просто фотография, то мы можем сделать ее прямо здесь и сейчас. У меня есть "поляроид", и я его только на прошлой неделе заправил.
Ричардc с сомнением посмотрел на нависающий над окном широкий балкон второго этажа, поддерживаемый по углам резными деревянными столбами и сильно затенявший гостиную.
— Сомневаюсь, хватит ли здесь света. Боюсь, что из-за этого балкона в комнате темновато.
— Ну и что? Сделаем снимок со вспышкой, — ответил Дэвис, устанавливая картон вертикально на стул посреди комнаты.
Он вышел и вскоре вернулся с большим фотоаппаратом со встроенной фотовспышкой. Сев в кресло напротив картины, Фред упер локти в колени, чтобы не ходил объектив, и несколько раз нажал на затвор. Засверкала вспышка, и через пять минут на столе перед Рича"рдсом лежали с десяток цветных фотографий автопортрета Сэди.
— Отлично, — сказал он, убирая снимки во внутренний карман пиджака, — я сегодня же отдам их размножить. Кстати, все хотел спросить вас, мистер Дэвис. Вы поддерживаете отношения с кем-нибудь из того города, где раньше жили?
— Из Мильтауна? Нет, ни с кем. Кроме, конечно, Вирджинии, матери Элизабет. Она живет в доме престарелых. Собственно говоря, это не дом престарелых, а вполне респектабельный и даже престижный приют для людей, которые по каким-то причинам не могут или не хотят жить одни. В приюте они обеспечены постоянным уходом, заботой, а если хотят, то и обществом. Мы с ней переписываемся, иногда прилетаем повидаться. Последний раз летали месяц назад всей семьей, даже собаку с собой брали.
— А не могла мать вашей жены рассказать кому-то о картине Дега? О том, что она висит у вас дома в Стоун-вилле?
— Кто? Вирджиния? Исключено. Надо ее знать, эту даму. Она вообще почти ни с кем не разговаривает, а уж о делах своих родственников — тем более. Ей ведь в свое время поставили диагноз вялотекущей шизофрении именно потому, что она временами просто не могла выносить никого рядом с собой, даже родную дочь. Она могла целыми неделями не разговаривать с ней, не отвечала на ее вопросы. Можете представить себе, какая жизнь была у шестнадцатилетней девочки. В конце концов мы женой поместили миссис Таруотер — это ее фамилия — в приют, конечно, с ее согласия, и в этом приюте она находится вот уже почти пятнадцать лет. Нет, Вирджиния не могла никому сказать о картине.
ebooksa