Во дворе собралась публика. Дворник, подойдя к воротам, дал тревожный свисток.
Вот приходит милиционер. Родственники говорят ему:
— Вот поглядите, какого попа мы пригласили. Что вы нам на это скажете?
Милиционер говорит:
— Все-таки этот служитель культа еще владеет собой. Вот если б он у вас падал, то я бы отвел его в отделение милиции. Но он у вас еще держится и только не то поет. А что он там у вас поет — милиции это не касается. Пущай он хоть на голове ходит и «чижика» поет — милиции это совершенно безразлично.
Родственники говорят:
— Что же нам в таком случае делать?
Батюшка говорит:
— Что вы, ей-богу, скандал устраиваете. Может быть, осталось пройти сорок шагов, и как-нибудь с божьей помощью я дойду.
Бывший камердинер говорит:
— Идите. Но если вы опять начнете не то петь, то я вам непременно чем-нибудь глотку заткну.
Вот процессия двинулась дальше. И батюшка владел собой хорошо. Но когда гроб устанавливали на колесницу, батюшка снова тихо запел:
Тут камердинер, совсем озверев, хотел кинуться на богослужителя, но родственники удержали, а то получилось бы вовсе безобразно, и вовсе исказило бы церковную идею захоронения усопших.
В общем, батюшка, рассердившись на всех, ушел. И колесница благополучно тронулась в путь.
Эту историю мы рассказали вам без единого слова выдумки. В чем и подписуемся.
Благие порывы
В другой раз берешь билет в цирк или там в театр. Стоишь там у кассы. А касса — маленькое окошечко. И в этом окошечке ничего, собственно говоря, и не видать.
Там только руки торчат кассирши, книжка с билетами лежит и ножницы. Вот вам и вся панорама.
А в другой раз при покупке билета тебе охота перекинуться двумя-тремя фразами. Охота спросить, каковы места, не дует ли со сцены. А если это дело в цирке, то не близко ли к арене места, не трюхнет ли какая-нибудь дрессированная лошадь копытом.
Но поскольку в окошечке даже головы кассирши не видать, то так безмолвно и отходишь со стесненным сердцем.