Собрание сочинений. Том 4. Личная жизнь

22
18
20
22
24
26
28
30

«Как смеют немцы (пишет Муссолини) претендовать на мировое господство! Как смеют они ссылаться на свою древнюю культуру! Они ходили еще в шкурах в то время, как у нас в Риме были Цицерон[82] и Публий Марон Вергилий...»[83]

Прочитав это высказывание, Гитлер зашатался и говорит Риббентропу:

— Давай пошлем ноту Муссолини, который осмелился так сказать...

Пройдоха Риббентроп говорит:

— Давайте лучше вызовем Муссолини к телефону. И вы в короткий срок отведете свою душу.

И вот соединяют Гитлера с Бенито Муссолини. И Гитлер говорит: «Ну, — говорит, — Беня, не ожидал я от тебя такой гадости...»

И объясняет ему, в чем дело.

Муссолини с дрожью в голосе говорит:

— Извиняюсь, ошибся... Единственное, говорит, мое оправдание, что это мое легкомысленное высказывание было семь лет назад.

Гитлер говорит:

— Мне безразлично, когда это было. Но раз ты, собака, имел такое мнение, значит, и сейчас имеешь. И только со мной двурушничаешь. Благодари небо, что я сейчас занят, иначе от твоего Рима осталось бы одно воспоминанье.

Тут Гитлер вешает трубку и говорит всем присутствующим:

— Ну погодите, господа, когда-нибудь я ему всыплю! Я ему покажу, кто в шкурах ходил, а у кого был этот, как его... ци... ци... ну, этот, как его... цитрон...

Геббельс говорит:

— Цицерон... Оратор... А то у них в Риме был еще другой — Нерон[84]. Так он и вовсе Рим спалил...

Гитлер говорит:

— Вот и я ему спалю Рим. Вот и будет знать, кто в шкурах ходил...

Пройдоха Риббентроп говорит:

— Умоляю: не выносите сор из избы. Иначе нам будет труба... А вам, господин Геббельс, довольно стыдно подначивать.

Ничего на это Геббельс не сказал, только подло улыбнулся и вышел.