И вот он сменил их уже свыше двух десятков.
И, наконец, он сменяет двадцать третью.
А эта двадцать третья была очень миленькая собой. Она была интересная. И даже отчасти красавица... Во всяком случае франтоватая. Хорошо одетая. И потому она хорошо и выглядела. В общем, она была хорошенькая.
Но, несмотря на это, наш заведующий, не поглядев на ее миловидность, тоже ее вышибает.
Она вдруг в слезы. Драмы. Истерики. Скандал.
Конечно, кассирша настоящего времени отчасти может даже удивиться этим истерикам. И не поймет причину огорчения. Но пять лет назад это было в высшей степени понятно. Тогда работа на полу не валялась. И местом кассирши многие интересовались.
В общем, когда эту нашу хорошенькую кассиршу уволили, — она в слезы.
И говорит окружающим:
— Я знаю, почему меня уволил ваш заведующий. Я, — говорит, — к нему сурово относилась и мало, — говорит, — смотрела на него как женщина. И вот он меня за это и прогнал.
Ну конечно, слухи эти дошли до инспекции труда. Вообще, советский контроль. И так далее. Нашего заведующего вызывают. Он говорит:
— Это наглая ложь. Я на эту барышню даже не глядел. Меня она вообще мало интересует. Пожалуйста, посмотрите мой жизненный путь: за полтора года только и делал, что их увольнял.
Ему говорят:
— Но, может быть, вы их увольняли как раз за то, на что эта жалуется.
Заведующий говорит:
— Я, — говорит, — не нахожу слов от возмущения. Хорошо, — говорит. — В таком случае я сознаюсь, почему я их уволил. И раз меня теперь на двадцать третьей обвиняют как раз в обратном смысле, то я не считаю больше возможным скрывать настоящую причину. Видите, в чем дело. Я, как бы сказать, любитель иногда выругаться. Ну знаете, фронтовая привычка. На работе я еще сдерживаюсь. Но в конце трудового дня или там при подсчете товара я сдерживаться затрудняюсь. И если у меня кассирша, то это меня совершенно стесняет. Она мне не дает творчески развернуться. Вот почему я уволил двадцать две кассирши. И почему уволил двадцать третью. Я щадил их наивность. И все надеялся, что мне пришлют какого-нибудь из нашего лагеря, перед которым я смогу быть самим собой. И поэтому я пустился на подобное коварство — стал подряд выкуривать всех барышень, в надежде когда-нибудь наскочить на мужчину. Но этого, увы, не случилось. И вот я теперь пострадал за свою хитрость. И нахожусь перед вами.
Тогда инспекция вызывает эту хорошенькую кассиршу. И ей говорит:
— Что же вы дурака валяете? Ведь вот он у вас какой!
Кассирша говорит:
— А я почем знала? Я думала, что он меня уволил по другой причине. А что касается этого, то это меня отнюдь бы не тревожило. Подумаешь, Художественный театр! За что другое, а как раз за это меня не надо было увольнять. Смешно.
Заведующий говорит: