Ее родственник, почти потрясенный такой картиной, едва передвигая ноги, подошел к старухе.
Она оживленно беседовала с ним несколько минут, потом, схватившись рукой за сердце, откинулась на подушку и умерла.
Повышенная скорость при ее состоянии была смертельна.
Между прочим, этой повышенной скоростью можно объяснить целый ряд казалось бы необычайных явлений.
Вот хотя бы такое явление.
В одной умной и замечательной книге говорится о «таинственном» инстинкте человека — о радости катастрофы[69]. О том, что — вот таинственное явление, которого нам не понять.
В самом деле, какая невероятная и на первый взгляд непостижимая вещь — человеку свойственно радоваться при виде какого-нибудь разрушения, катастрофы, стихийного бедствия. (Эта радость, конечно, бывает тогда, когда сам человек вне опасности.)
Откуда, в самом деле, из каких глубин психики вырастает эта радость, почти восторг?
Как часто приходится видеть веселые лица, искрящиеся глаза, смех и улыбки при самых неподобающих условиях — наводнении, катастрофах, пожаре и так далее.
Я долгое время не мог найти объяснения этому. Я пробовал решать это сложными путями.
Мне казалось, что это тот древний инстинкт, та радость человека, спасшегося от стихийных бедствий, радость, которая осталась в глубине психики.
Но, конечно, это решение было недалеким и, я бы сказал, идеалистическим. Эта радость, несомненно, возникает от физиологических причин. Нам известно, что некоторое обилие кислорода заставляет животное крайне оживляться и даже, пожалуй, радоваться — прыгать и делать бурные движения.
Необычайная картина разрушения или катастрофы настолько увеличивает нервное раздражение, настолько повышается работа мозга и всех органов, что возникает та повышенная скорость всего тела, которая и приводит человека к крайнему оживлению и даже радости. Но эта радость не относится к виденному. Эта радость возникает от повышенного обмена веществ, от обилия кислорода, от всей необычайной скорости, которая непривычна человеку.
Конечно, такая радость катастрофы, быть может, не всем свойственна. Слишком плохие нервы или слишком хорошие, вероятно, не знают такой реакции.
Тут, предвидя некоторые возражения, мы должны оговориться.
Мы постоянно подчеркиваем необычайную роль мозга в жизни всего нашего хозяйства.
Нам нежелательно, если кто-либо сделает неправильные выводы.
Я вовсе не переоцениваю роли мозга. Тут требуется разъяснение.
Вот какой разговор был у меня однажды с одним известным критиком, ныне умершим, В. П. Полонским[70].
Я жил в Гаграх, где находился тогда Полонский. Это было примерно за несколько месяцев до его смерти.
ebooksa