— Они в точности выражают мою мысль, — отвечал он, поблескивая глазами.
— И ты еще смеешься? А ведь нам сейчас не до смеха. Мы дошли до развилки, и по какой дороге пойдем дальше — от этого зависит вся наша жизнь.
— Я знаю. Поверь, я и не думаю шутить.
Она вздохнула.
— Раз ты не внемлешь голосу разума, говорить больше не о чем.
— Но разума-то я тут не вижу. По-моему, ты говорила сплошную чушь.
— Я?! — Не будь она так подавлена, она бы рассмеялась. — Дорогой мой, ты просто спятил.
Она медленно стянула с пальца обручальное колечко. Положила его на ладонь, полюбовалась. Граненый рубин в тонкой платиновой оправе — оно всегда ей нравилось.
— Если б ты меня любил, не сделал бы мне так больно.
— Я тебя люблю. К сожалению, не всегда удается поступить так, как считаешь правильным, не причинив боли другому.
Она протянула ему ладонь, на которой светился рубин, и через силу улыбнулась дрожащими губами.
— Вот, Ларри, возьми.
— Мне оно не нужно. Ты лучше сохрани его на память о нашей дружбе. Носить можно на мизинце. Друзьями-то мы останемся, правда?
— Я всегда буду тебе другом, Ларри.
— Так оставь его себе. Мне это будет приятно.
После минутного колебания она надела кольцо на правый мизинец.
— Велико.
— Можно отдать переделать. Поедем в «Риц», выпьем.
— Ладно.
Ей все еще не верилось, что все произошло так просто. Она ни разу не заплакала. И ничего как будто не изменилось, только теперь она не выйдет за Ларри. Не укладывалось в голове, что все уже кончено, все позади. Было немножко обидно, что дело обошлось без душераздирающей сцены. Они все обсудили почти так же спокойно, как если бы речь шла о покупке дома. Ей словно чего-то недодали, и вместе с тем радовало сознание, что они вели себя как цивилизованные люди. Она много бы дала, чтобы в точности знать, что чувствует Ларри. Но это всегда бывало трудно. Его невозмутимое лицо, его темные глаза были маской, за которую даже она, знавшая его столько лет, не надеялась проникнуть. Она взяла с кровати свою шляпу и стала надевать ее, стоя перед зеркалом.