— Мы только недавно приехали.
Грэй поспешил на выручку:
— Ну как, Софи? Хорошо проводишь здесь время?
— Чудесно. А ты, говорят, прогорел?
Он залился багровым румянцем.
— Да.
— Не повезло, значит. В Чикаго сейчас, наверно, жуткая жизнь. Хорошо, я вовремя оттуда убралась. Да что же этот сукин сын не несет выпивку?
— Вон он идет, — сказал я, заметив официанта, пробиравшегося к нам с подносом.
Услышав мой голос, она обратилась ко мне:
— Любящие мужнины родичи, так их растак, вытурили меня из Чикаго. Я, видите ли, мараю их доброе имя. — Она залилась беззвучным смехом. — Теперь я эмигрант на пособии.
Шампанское подали и разлили. Она трясущейся рукой поднесла бокал к губам.
— К черту тонную публику. — Она осушила бокал и взглянула на Ларри. — А ты нынче что-то неразговорчив.
Он все время спокойно ее рассматривал. Не отрывал от нее глаз с той минуты, как она появилась. Теперь он ласково улыбнулся.
— Я вообще не болтливого нрава.
Снова заиграла музыка, и к нашему столику подошел мужчина — среднего роста, хорошо сложенный, с блестящей шапкой спутанных черных волос, крючковатым носом и толстыми чувственными губами: этакий грешный Савонарола. Как и большинство мужчин в кафе, он был без воротничка, в узком пиджаке, стянутом в талии.
— Пошли, Софи. Потанцуем.
— Отстань. Я занята. Не видишь, что ли, я здесь с друзьями.
— Je m"en fous de tes amis. Плевать я хотел на твоих друзей. Пошли танцевать.
Он потянул ее за локоть, но она вырвала руку.
— Fous-moi la paix, espece de con! — выкрикнула она в исступлении.