Ночь пламени

22
18
20
22
24
26
28
30

– Лимирей! Николас! – несмело крикнул я, боясь их разбудить. Ответа не последовало. Их комнаты располагались на втором этаже, но я знал, что они часто ночевали и в гостиной, и даже в алхимической лаборатории.

Я чувствовал себя вором-домушником. От пронзительной тишины раннего весеннего утра становилось не по себе. Да и гостиная как будто изменилась.

На столе блеснуло что-то, похожее на рубин. Я подошел и увидел кулон темно-красного цвета на простом шнурке. Дыхание перехватило: Лимирей никогда не расставалась с этим кулоном. Как-то из любопытства мы показали его ювелиру на городской ярмарке и спросили его, сколько он может стоить, на что мастер только хмыкнул и пожал плечами: мол, сколько может стоить крашеная стекляшка? Лимирей тогда очень обиделась. Насколько я знаю, это все, что у нее осталось от настоящих родителей. Память для нее была дороже ценных камней.

И вот теперь ее кулон лежит на столе… Я не мог даже представить случая, при котором Лимирей могла бы его оставить.

Во все возраставшей тревоге я взбежал по лестнице на второй этаж. Двери в комнаты Николаса и Лимирей были открыты, а сами комнаты пусты. Они еще хранили запахи трав, зелий и отваров, но и только.

Я медленно опустился на пол.

«Нет. – Я не верил. – Может, они просто куда-то отлучились? Может, вернутся к вечеру?»

Я встал и растерянно побрел вниз, прогоняя прочь мысли о том, что Николас и Лимирей уехали навсегда, но в глубине души знал, что дом не оставляют незапертым, даже уезжая только на пару дней. Люди не бросают так дорогие сердцу вещи, если намерены вернуться. Даже не оставили охранного заклинания от непрошеных гостей!

В горле стоял ком, а на глаза навернулись слезы. Я сел на ступеньку лестницы и закрыл лицо, стараясь совладать с собой, но горечь обиды все равно душила меня. Почему Лимирей ничего мне не сказала?! Даже когда они с Николасом срочно уезжали в город, Лимирей всегда находила меня, а тут…

– Почему? – прошептал я, не узнавая собственный голос.

Поняв, что со слезами бороться бессмысленно, я дал им волю: все равно меня никто не видит.

Я не знаю, сколько прошло времени. Немного успокоившись, я подошел к столу, где лежал кулон Лимирей. Рядом обнаружилась записка. И как я ее раньше не заметил?

Я усмехнулся. Писать и читать меня научили именно они с Николасом. У моих названых родителей на школу денег не нашлось, так что ни я, ни кто-либо из моих братьев и сестер грамотой не владели. Спасибо, что хоть считать научили, чтобы на базаре не обманули.

Почерк я узнал. Он принадлежал Лимирей.

«Дэниэл!

Я знаю, что ты придешь. Прости, но мы не можем здесь оставаться. Возьми на память мой кулон и вспоминай обо мне… о нас хоть иногда.

Твоя Лим».

Лим… Помнится, когда я назвал ее так впервые, она лишь с интересом склонила голову набок, ненадолго задумалась и кивнула. Такое сокращение ей понравилось. Однако больше никому, кроме меня и Николаса, не позволила так к себе обращаться.

В паре мест чернила были слегка размыты. Сердце снова предательски защемило. Если ты плакала, то почему ты ушла, Лимирей?! И куда?..

Я понимал, что отправляться сломя голову за ней – чистое безумие. Если они уехали посреди ночи, то местные могли ничего не увидеть. Отправиться в город со слабой надеждой и вопросами: «Не встречали ли вы такую-то девушку вместе с таким-то мужчиной?» – сомнительная идея.

Я прикоснулся к кулону. Солнечный свет, попавший на его грани, оказался отражен во множестве кровавых брызг. Форма у кулона была немного странная: вытянутый несимметричный ромб с безумной огранкой – как будто мастер, который его делал, либо слишком торопился, либо махал инструментами как придется.