В лесу страшное дело что творится. По всяким спорным вопросам — извольте явиться к нему, к мудрейшему.
И представляете, требует, чтобы перед ним на колени «ставали!
Нет, на колени-то каждый встать может, было бы видно, перед кем!
А в траве черта с два его разглядишь, кровопийцу рыжего!
Вот зверюга свалилась на нашу голову, не приведи господь!
Директриса закрыла за Ниночкой дверь, задернула занавески и шепнула учительнице пения на ухо: «Завтра будете выступать в австрийском посольстве! Соберите хор после уроков. Я буду говорить…»
— Товарищи! Завтра вам предстоит выступать в австрийском посольстве! Надеюсь, не надо объяснять, какая это честь и чем она может для вас кончиться. Обувь почистить, уши вымыть! В туалет сходить заблаговременно. Дома. Сигаеву подстричься как нравится мне, а не твоему папе. Челка — полтора пальца моих, а не его! У наших австрийских друзей ничего не брать! Они должны понять, что у вас все есть! Сигаев, и у тебя тоже! Будут задавать вопросы — пойте! Будут угощать — не ешьте! И вообще держитесь как можно раскованней. Прочитайте газеты, выясните, где эта Австрия, кто глава государства, чем занимается население… Кто сказал «земледелием и бандитизмом»? Сигаев, не путай со своими родителями!
Всю ночь родители гладили, подшивали, стригли. Утром хористы сидели в автобусе чистенькие, страшненькие, как привидения на выпускном балу.
Минут через сорок подъехали к трехэтажному особняку.
Иностранная территория угнетала неестественной чистотой и подозрительно пахла чем-то вкусным, очевидно международным скандалом.
Хористы парами стали взбираться на сцену, отчего возникла заминка, поскольку мальчики, как учили, пропускали девочек вперед, при этом продолжая крепко держать каждую за руку. Блеснуть хорошими манерами в таком положении оказалось непростым делом.
Наконец хор выстроился. Ниночка вышла вперед и, с трудом подбирая русские слова, выговорила, что они рады присутствовать в этом зале у своих австрийских друзей. Мы любим и знаем вашу страну, — бормотала Ниночка — особенно любим красавицу Вену»
Переводчица с трудом перевела и, наклонившись к Ниночке шепнула: «Это не австрийское посольство, а венгерское!»
Ниночка лихорадочно соображала: что хуже — австрийское или венгерское? И еще: международный это сканцы или пока нет?!
Зрители ждали. Надо было что-то петь.
Ниночка отчаянно всплеснула руками, и хор, стиснув зубы, запел «День рожденья только раз в году». Ребята пели, стоя плечом к плечу, мужественно вскинув головы, не мигая глядя в зал. Не знающему русский язык могло показаться, что это осужденные на казнь поют последнюю песню.
Согласно утвержденному репертуару, вторым шел «Светит месяц». Солировать с третьего такта должна была Чистякова, но когда Ниночка сквозь взмах руки глянула на Иру, то поняла, что соло не будет! Чистякова стояла, закатив глаза, уронив набок голову, и не падала лишь потому, что с двух сторон ее подперли плечами Сигаев и Фокин. Ниночку обожгло: «Вот он, международный скандал!» И вдруг песню повела Муханова, староста хора. В другой тональности, не тем голосом, но кто тут считает!
Еще три песни — и, слава богу, концерт кончился!
На сцену поднялся австро-венгерский посол, вручил Ниночке вымпел и тяжелый альбом, на котором было написано: «Будапешт».
«Выходит, все-таки Швеция!» Ниночка с ужасом смотрела как дети спускаются со сцены и, значит, вот-вот рухнет потерявшая сознание Чистякова. Но со сцены спустились все! Сигаев и Фокин, зажав неживую Чистякову плечами, бодро снесли ее вниз и зашагали дальше с таким видом, будто с детства так и ходили втроем плечом к плечу.
ebooksa