Зримая тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ваше письмо произвело, магическое действие. Первая группа людей уже прибыла.

— Да, мне об этом сообщили. Я очень счастлив. Слава аллаху!

Я поставил чашку на зеленоватое лицо воина в чалме.

— Слава аллаху! — сказал и я. — У вас замечательный кофе.

— Вы слишком добры. Прошу вас всегда помнить, что вы мой брат.

Снизу донеслись тревожные крики и звон разбитого стекла. Сбоку от меня находилось маленькое окно. Меня так и подмывало взглянуть в него и узнать, что делается внизу. Но каида помогла мне взять себя в руки.

В присутствии Кобтана я всегда испытывал сдерживающее влияние каиды. Так называется весьма сложный кодекс поведения, дошедший до наших дней со времен великой древней цивилизации. Нам, иностранцам, не дано постичь ее в полном объеме. Но каждый мусульманский ребенок, которому родители хотят дать хорошее воспитание, все первые пятнадцать лет жизни изучает правила каиды, и это считается достаточным для молодых людей, если только им не уготована какая-то особая роль. Помимо прочих добродетелей, каида рекомендует мягкость и сдержанность, ненависть к хвастовству, излишеству и другим крайностям, неторопливость, а также патрицианское безразличие к боли.

Я подавил в себе любопытство, толкавшее меня выяснить причину возникшего на улице шума. Кобтан с невозмутимым видом взял поднос. выбрался из-за стола и подошел к занавеске. В ответ на его легкое покашливание оттуда высунулась рука и взяла поднос.

— Здесь собираются люди из той части города, которую не успели вовремя закрыть для движения, — заметил он. — Они проведут тут несколько часов, быть может, переночуют, а потом разойдутся по домам. Не думаю, что существует какая-то опасность, однако власти правы, предпринимая необходимые меры. Вы знали убитого и его семью?

— Да, и довольно хорошо.

— Я тоже знал Жозефа и не скажу, что он был плохим человеком. К женщинам у него в доме относились хорошо. Но есть во всем этом деле одно, что мне не нравится и вызывает опасения. Говорят, полковник Латур не вернется к празднику, взорван будто бы какой-то мост. Кто его взорвал?

— Полагаю, что люди ФНО.

— Не думаю. Вряд ли ФНО мог дать подобное указание в тот момент, когда мусульманскому населению города угрожает опасность и присутствие полковника в Эль-Милии необходимо.

— Довольно логично.

Я было приступил к арабской церемонии прощания, но Кобтан остановил меня.

— Не уходите, пожалуйста, — попросил он. — У меня есть для вас сюрприз. Вы можете подождать несколько минут? Всего несколько минут.

Волшебник за занавеской подал нам свежий кофе, и, пока мы сидели, попивая его, Кобтан то и дело посматривал на дешевенькие часы в измятом металлическом футляре. Прошло совсем немного времени, и послышался их тоненький бой.

Наступила короткая, напряженная пауза. Лицо Кобтана вытянулось от нетерпеливого ожидания. И вот воздух наполнился странным, мощным звуком, словно слетевшим с неба. Это был какой-то нечеловеческий, потусторонний, трепещущий, исступленный вопль. Заунывный и пронзительный, то затихая, то усиливаясь, он заставлял дребезжать безделушки на полках шкафов и мучительно резал слух.

Муэдзин… Полуденный призыв к молитве…

Но раньше я никогда не слыхал муэдзинов в Эль-Милии, а этот зов был в сто, нет — в тысячу раз мощнее призыва на молитву, который когда-либо слетал с уст профессионального глашатая. Вздымаясь и падая и снова вздымаясь, мощный голос висел в воздухе, и шум на улице постепенно затих.