Дьявол в бархате

22
18
20
22
24
26
28
30

Мег выскользнула из накидки, лежа на ее синей внутренней стороне. Сброшенный капюшон растрепал ее густые и блестящие черные волосы, оттеняющие белизну кожи. Проклиная себя за недостойные мысли, Фентон отметил, что ее плечи и грудь более развиты, а фигура более стройна, чем у Лидии.

Почему, черт возьми, он каждый раз терял голову, встречая Мег?

— По-твоему, я проявила изобретательность? — прошептала Мег, пытаясь высвободиться. — Я зашла в магазин «Ла Бель Пуатрин» и увидела там Лидию. Услышав, как она вещает драматическим шепотом, что ей нужно готовое платье для визита вечером в Весенние сады, я решила надеть такие же платье и накидку и прикрыла волосы капюшоном, чтобы обмануть тебя.

Фентон быстро огляделся вокруг. Живая изгородь, бледно-зеленая во мраке, выглядела, как «лес у Афин» в пьесе[88]. Никогда в жизни он не испытывал подобного искушения. И так как Мег явно его поощряла, Фентон поддался искушению.

«Она моя! — процитировал он про себя. — Не скрыться ей под ложем из шипов!»

Его руки крепко обхватили Мег, а губы прижались к ее влажному рту. Внезапно, словно вспомнив что-то, она отодвинула его голову обеими руками, глядя на него серыми глазами с длинной бахромой ресниц.

— Нет, — сказала Мег, и Фентон ощутил исходящее от нее тепло. — Это место слишком открытое. Я отведу тебя в беседку… Но сначала я должна задать тебе вопрос. — В ее голосе зазвучала ненависть. — Ты удовлетворен моей дражайшей кузиной Лидией?

В голове у Фентона пробудилась давняя проблема.

— А у меня есть вопрос к тебе, — ответил он. — Ты — Мери Гренвилл?

— Конечно, — ответила она, используя обычное произношение двадцатого столетия.

Приподнявшись на локте, Фентон уставился на нее.

— Но, дорогой, — продолжала Мег без всякого акцента, — ты заставил меня один или два раза пережить неприятные минуты. Почему ты так ужасно отнесся ко мне, когда я рассчитывала совсем на противоположное? Ты даже вышвырнул меня из дома, и я ничего не могла поделать.

Фентону показалось, что все, окружающее его — изгородь, трава, сводящая с ума улыбка Мег — растворяется в воздухе, сменяясь картиной сырой лондонской улицы в 1925 году и спокойной сероглазой девушки в шляпе-колоколе.

— Если я обошелся с тобой скверно, — заговорил он на языке 1925 года, — то в этом повинен сэр Ник — можешь называть его моей второй душой. Почему же ты не рассказала всего, когда я назвал тебя «Мэри» во время нашей первой встречи?

Он услышал ее вздох.

— Видит Бог, я этого хотела! Но я была так не уверена в себе! Помнишь, как я помогала тебе в работе над твоими записками и «Словарем языка семнадцатого столетия»? Но я слишком долго колебалась…

— Ничего не понимаю! — воскликнул ошеломленный Фентон. — У тебя ведь не было ни гравюр, ни других материалов, которые мне так помогли. Как же ты смогла справиться со всем этим?

Мег прижалась щекой к его щеке.

— Слушай! — горячо зашептала она. — Ты не должен спрашивать меня о том, как мне все это удалось. Вскоре ты сам все узнаешь! Узнаешь, что мой характер, моя душа остались такими же, как и прежде, просто я не раскрывала их ни перед кем. А теперь нам лучше вернуться в более привлекательную эпоху.

Картина двадцатого столетия растаяла в свою очередь. Изгородь, трава, ароматный воздух освещенных луной Весенних садов вернулись на прежнее место. Выражение лица Мег слегка изменилось, ее улыбка стала мягче.