Сеньча вдруг выпрямился, сощурил колючие глаза, упер руки в бока и, выставив вперед худую ногу в обтрепанных обмотках и распавшемся лаптишке, вдруг с каменным лицом спросил:
— Эй, Репьев, ты будешь аль нет по-свойски баять? Пошто омманул нас, а?
— Я обманул? Да как смеешь врать?!
— Сам врешь, да подавишься! Ты знаешь, как работать-то в стужу, а? В воде-то по горло, знаешь? Ты обещал по целкачу дать.
— Когда этта обещал? Штой-то запамятовал! — уже стал усмехаться Репьев.
— Дьяво-ол!
— Н-не пойдем!
— Ляпай, Сеньча, ему по загривку!
Толпа кипела, готовая вспыхнуть.
А Сеньча все больше входил в азарт.
— Знаем тя, копеешна душа, хапун барнаульской! Зна-ем! Ты в прошлый год нарошно худы бревна поставил, штоб опять подряд тебе взять. Чо буркалы-то пялишь? Ты нароком этта зимой о ветхости плотины доложил начальству, штоб содрать побольше! А нас заманул, насулился, а теперь на попятной! Давай по целкачу! Не впервой нас обдуваешь! Давай!
— Не все ль едино, пропьете ведь! — упирался Репьев.
— А что тебе? И пропьем!.. Ага-а! Пропьем!.. Пропьем!
— У Катьки в шинке баранины нажремся, бока Катькины пощиплем… Хо-хо! Верно-о!
— Правиль-но, Сеньча, пропьем!
— У Катьки-и!
— Катька… она, подлая, сдобна-а!
Подталкивая друг друга, бергалы повеселели, на заветренных лицах загорелись глаза: Катькин шинок на горе как остров цветущий и желанный.
Сеньча подступал:
— Даешь деньгу, а?
ebooksa