— Я почитаю вас, отец мой, — кротко возразила Одиль, — но замужество — не моя обязанность.
Я услышал, как граф заскрежетал зубами. Он сохранил наружное спокойствие; потом быстро обернулся.
— Уходи, — сказал он, — мне больно видеть тебя.
И, весь бледный, обратился ко мне со свирепой улыбкой:
— Доктор, нет ли у вас какого-нибудь сильного яда?.. Такого яда, который убивал бы мгновенно, как молния?.. Это было бы человечно, если бы вы мне дали немного… Если бы вы знали, как я страдаю!
Черты лица его исказились; он был бледен, как мертвец.
Одиль встала и пошла к двери.
— Останься! — прорычал граф. — Я хочу проклясть тебя!..
До этих пор я держался в стороне, не смея становиться между отцом и дочерью; теперь я не мог выдержать.
— Ваше сиятельство! — вскрикнул я. — Ради вашего здоровья, ради справедливости, успокойтесь, от этого зависит ваша жизнь!
— Что жизнь для меня? Что будущее? Ах, зачем у меня нет ножа, чтобы покончить с собой? Дайте мне умереть!
Его волнение возрастало с каждой минутой. Я предвидел момент, когда, вне себя от гнева, он бросится на свое дитя, чтобы уничтожить его. Девушка, спокойная, бледная, стала на колени на пороге.
Дверь была открыта, и я увидел позади молодой девушки Спервера. Щеки у него конвульсивно подергивались; вид был потерянный. Он подошел на цыпочках и, наклонившись к Одиль, оказал ей:
— Графиня!.. Графиня Одиль!.. Граф такой хороший человек! Если бы вы только сказали: может быть… посмотрим… позже!
Она ничего не ответила и продолжала стоять в той же позе.
Я дал графу Нидеку несколько капель опия; он опустился с глубоким вздохом на подушки и погрузился в глубокий, тяжелый сон, дыхание его стало ровнее.
Одиль встала; ее старая гувернантка, не произнесшая ни слова, вышла вместе с ней. Спервер и я смотрели им вслед. Они медленно удалялись. Какое-то спокойное величие выражалось в походке графини; она казалась живым воплощением исполненного долга.
Когда она исчезла в глубине коридора, Гедеон обернулся ко мне:
— Ну, Фриц, — проговорил он серьезным тоном, — что думаешь ты обо всем этом?
Я молча опустил голову: твердость духа молодой девушки пугала меня.