— Что за персона? — спросил писарь, провожая его глазами.
— А вот какая персона, — отвечал смотритель, — Каютин, губернский секретарь… прискакал давеча: лошадей! так и торопит… А потом сел играть, проиграл, нахмурился, сидит, не двигается… лошадей велел отложить.
— Проигрался?
— Видно, что так.
— Хе! хе! хе! А разодет, точно у него миллион триста тысяч в кармане.
— А может, — задумчиво заметил смотритель, — и точно не совсем проигрался, а так чудит. Разные бывают проезжающие… Вот сейчас ямщику на водку дал… Нефедка! — закричал смотритель. — Сколько он тебе дал?
— Двугривенный! — отвечал голос из толпы ямщиков.
— Шутишь! — возразил подьячий с недоверчивым смехом. — Из худого кармана последний грош валится… Знаем мы их, столичных!
Он остановился с разинутым ртом, с испуганным выражением глаз: перед ним стоял Каютин. В руках у него было ружье.
— Уж как хотите, господин смотритель, — сказал Каютин голосом, предупреждавшим возражение, — а я вашим ружьем воспользуюсь на минутку… Не бойтесь, не испорчу: я сам охотник.
И он быстро пошел к озеру. Впрочем, смотрителю было не до возражений: он так перепугался, что держал трубку у своего лица чубуком кверху и все высматривал, в какую сторону безопаснее улизнуть.
Сказать правду, Капитон Александрыч был величайший трус. Он по опыту знал свою слабость, всячески старался скрыть ее и думал грозной обстановкой вознаградить недостаток храбрости, в которой, отказала ему судьба.
Каютин спустился в долину и, ловко прыгая с кочки на кочку, скоро скрылся в кустарниках.
— Нет, у него есть деньги, — спокойно сказал смотритель.
— Ни, ни, ни, — возразил подьячий, — ни алтына за душой не имеется, держу на штоф, на ведро, на миллион триста тысяч ведер полугару! Смотрите, Капитон Александрыч, вы с ним (чего боже упаси!) еще беду на грешную голову свою накличете. Вот он проигрался… может быть, еще казенные денежки проиграл… а теперь пойдет да вашим ружьем и застрелится.
— Что вы говорите? — воскликнул с испугом смотритель.
— А как же? вот у нас, в селе Григорьевском, Дрягалово то ж, таковой казус на моей памяти воспоследовал… Приехал в село молодчик, остановился у мужичка, обсушился, позавтракал, — пошел на охоту — и не возвратился. А на другой день нашли его, окаянного, в лесу: лежит безгласен и бездыханен. — Неужели? — спросил смотритель, вскочив.
— Честию моей заверяю, не лгу! Дали нам знать: прибыли мы, освидетельствовали, допросили, разрезали его на миллион триста тысяч кусков и по следствию оказалось…
Писарь остановился.
— Что оказалось?