Горбун вздрогнул, но, тотчас же победив свой испуг, с злобой посмотрел на Бранчевскую и сказал:
— Вы, кажется, сейчас изволили гневаться на меня, зачем я говорю о прошлом? Я сказал бы в свое оправдание, но боюсь…
— Говори смело! я убеждена, что в своих поступках ты его не найдешь.
Горбун молчал, будто о чем-то думал. Наконец он быстро поднял голову и, не спуская глаз с Бранчевской, сказал:
— Ваш сын…
— Что мой сын? он занял у тебя денег? сколько? ты их сейчас получишь! — перебила презрительно Бранчевская.
— Нет-с… не то-с…
— Что же?
— Он, может быть, дорожит…
Горбун остановился и значительно поглядел на Бранчевскую.
— А, понимаю! наглец! неужели ты думаешь, что он поверит тебе? Одно мое слово, и ты можешь погибнуть… Да, ты доведешь меня до того, что я пожертвую всем, чтоб, наконец, наказать тебя за все твои преступления!
Горбун побледнел.
— Я их наделал! — сказал он задыхающимся голосом. — Заемные ваши письма…
— Они недействительны! — перебила Бранчевская.
— Так мне остается напомнить вам одно…
И горбун огляделся во все стороны.
Бранчевская с ужасом тоже огляделась кругом; потом они в одно время сделали движение друг к другу.
Горбун понизил голос и мрачно сказал:
— Ночь в Париже… вы призвали меня, я вам отдал пук писем, вы бросили их в камин…
И он опять оглянулся кругом.