— Что с тобой, что ты, что ты? — пугливо спросила лоскутница, прислушиваясь к ее рыданьям. Полинька продолжала плакать, вполне предавшись отчаянию.
Лоскутница перекрестилась.
— Господи, господи! — сказала она, пугливо оглядываясь по сторонам и бледнея. — Что это? точно, она плачет! Ну что плакать-то, — продолжала старуха с участием, наклонясь к Полиньке. — Полно, лебедушка! лучше расскажи мне свое горе! деньги, что ль, обронила?
— Нет… мое не такое горе, — проговорила Полинька, всхлипывая. — У меня нет никого, никого… ни родных, ни знакомых… ни дома, где бы переночевать!
— Как так, сударыня ты моя, ведь ты здешняя? — с удивлением спросила лоскутница, подвигаясь к Полиньке.
— Здешняя, — отвечала она.
— Ну, как же это? ишь, салоп-то шелковый и шляпка… а?
— Да, но зато ни куска хлеба, ни дома!
— Да где же ты жила?
— Меня выгнали оттуда! — в негодовании сказала Полинька.
— За что? — быстро спросила лоскутница.
— Я не знаю! — отвечала Полинька и еще сильнее прежнего заплакала.
— Ах, ты, моя злосчастная! Ну, что же я стану с тобой делать? — растроганным голосом заметила лоскутница.
— Позвольте мне хоть переночевать у вас, я вам салоп отдам, дайте только мне хоть день пожить, завтра я пойду искать себе места, — умоляющим голосом сказала Полинька.
— И полно! ну, ночуй хоть и две ночи. Христос с тобой. Ведь ты в покраже не была замешана? а?
— Что? — в испуге спросила Полинька.
— В по-кра-же! — отвечала протяжно лоскутница.
Полинька с отчаянием покачала головой.
— Ну, так погости у меня, погости; дай я салоп-то твой повешу, а то изомнешь его.
И лоскутница сняла с Полиньки салоп и стала его рассматривать; долго она вертела его в руках, потом подсела к Полиньке и сказала: