Три страны света,

22
18
20
22
24
26
28
30

Все обратили внимание на Каютина, который, раскладывая карты, сказал:

— Я прежде сам не верил картам.

— Как можно! что вы! — быстро возразили старушки.

— …Но один из моих товарищей, странствуя со мною по пустынным землям, так хорошо отгадывал на картах содержание всех писем, которые я получал, что я стал верить им. Он-то мне и передал тайну угадывать чужие мысли.

Лиза лукаво глядела на старушек, которые с жадностию слушали Каютина. Они принялись экзаменовать его, спрашивая о значениях карт; Каютин сбивался; Лиза от души смеялась.

— Право, я не виноват; меня так учил мой приятель Душников! — сказал Каютин, сделав на фамилию особенное ударение, и устремил глаза на Лизу, которая вся содрогнулась, будто от электрического удара.

Старушка радостно вскрикнула и со слезами на глазах, робко глядя на Лизу, спросила Каютина:

— Батюшка, как я рада! так вы его знали? какой хороший и добрый человек он! Ах, господи, да где он? как вы его знали?

Лиза молчала; она то бледнела, то краснела.

— Лизанька, что же ты не спросишь об Семене Никитиче? — заметила бабушка.

Лиза гневно окинула все собрание своими огненными глазами, принужденно улыбнулась, смешала карты и встала из-за стола. Она села в угол, подозвала к себе Граблина и стала шутить и кокетничать с ним.

Каютин был возмущен равнодушием Лизы к человеку, который так ее любил и столько через нее вытерпел! Она даже не спросила, жив ли он!

Начались расспросы: как и где Каютин познакомился с Душниковым, которым старушка интересовалась от чистого сердца, поминутно похваливая его.

Рассказывая свое знакомство с ним, Каютин много высказал Лизе ядовитых колкостей, непонятных остальным.

Лиза делала вид, будто не слушает его, но раза два принужденный ее смех замирал, и она переставала болтать.

Узнав, что он так много путешествовал, старушка пристала к нему с просьбами рассказать что-нибудь. Лиза тоже присоединила свою просьбу, которая, впрочем, походила больше на приказание.

— Хорошо, — сказал Каютин. — Я расскажу вам мои похождения в киргизских степях.

Уселись кругом стола, воцарилась тишина, и Каютин начал рассказывать:

— «У меня был приятель, человек бедный, но с необыкновенным талантом, и, рано ли, поздно ли, ему готовилась блестящая роль. Не так вышло. Он любил в своей жизни, и любил больше, чем несчастливо; любовь сначала улыбнулась ему, поманила его своими радостями, — и вдруг все для него кончилось, и еще как! без всякого повода с его стороны, без всякой видимой причины, вернее всего, по какой-нибудь пошлой и непростительной прихоти разбито было сердце благородное и любящее, достойное лучшей участи. Это наложило на его характер печать мрачности и глубокого уныния. Ничто в жизни не интересовало его. Он жил потому только, что надо было жить. Будь богат, он поехал бы странствовать, но денег не было, и он выбрал себе занятие…»

— А как звали вашего приятеля? — равнодушно спросила Лиза.