– Вот и ладно. Зато всё под рукой будет: и капли, и пастилки… – тоже улыбнулся ей скоморох и тут же перевёл озабоченный взгляд на игуменью: – Просьба у меня к тебе, матушка.
– Говори. Что в моих силах – всё исполню, – с готовностью кивнула та.
– Очень мне нужно сейчас уйти по одному важному для меня делу, – указательным пальцем Ратмир потёр переносицу.
– Так и иди, не беспокойся. Мне уже полегчало…
– Да не о том я беспокоюсь, матушка Евникия. За Никитку. С собой я его не могу взять. А оставить его сейчас без присмотра – значит подвергнуть большой опасности.
В этот момент в дверь кельи тихо постучали и Марфа, выглянув, тихо прошептала:
– Там отче Павел с лекарем.
– Пусть входят, – кивнул Ратмир и вновь посмотрел на игуменью.
– Так оставь Никитку пока здесь, – вздохнула она. – Побудет в моей келье до твоего возвращения.
– Благодарю, матушка. Так будет надёжней. А я постараюсь побыстрее управиться, – одобрительно махнул рукой скоморох, внимательно разглядывая вошедшего в келью лекаря. Убедившись, что тот вполне уверенно и со знанием дела приступил к осмотру больной, он направился к выходу.
– По делам спешишь, Ратмир? Скоро ли тебя ждать обратно? – доверительно спросил у него стоявший у дверей кельи схимонах Павел.
– Как управлюсь, так и вернусь тотчас же, – кивнул ему Ратмир.
– А где тебя искать, Ратмир, если вдруг понадобишься? – неожиданно вслед ему послышался ещё слабый голос игуменьи. – Всяко же может случиться…
Ратмир приостановился у двери, оглянулся на матушку Евникию и нехотя ответил:
– Там я буду, у озера. Марфу пошли, если что… Она знает, – и вышел из кельи.
– Как там, Арчибальд Борисович? Что-то нужно для матушки игуменьи? – с озабоченным видом подошёл к доктору схимонах Павел.
– Уже всё хорошо, – с лёгким английским акцентом ответил невысокий, кругленький, румяный мужчина с седыми бакенбардами и деревянной трубочкой в руке. – Лежать и лежать, и покой. Ну и, конечно, хорошая пища. У вас, сударыня, упадок сил и сильная возбудимость сердца. Тот, кто вам дал выпить этих капель – поступил очень правильно. Настойка валерианы очень хорошо помогает успокоить возбуждённое сердце.
– Тогда и я отлучусь на короткое время. Марфа, присмотри за матушкой и за Никиткой. Я скоро вернусь и тотчас же заплачу вам, Арчибальд Борисович и отправлю вас домой на повозке, – уже в дверях схимонах Павел обратился к доктору. Он торопливо спустился по ступенькам терема игуменьи и быстрым шагом направился к конюшне. Там он сел в повозку и велел быстрее доставить его к своему дому, что находился за забором монастыря. На повороте дороги, ведшей к его хозяйству, схимонах Павел посмотрел в сторону располагавшегося почти у леса озера и подслеповатыми глазами разглядел силуэт всадника, скакавшего в ту сторону.
На озере было безветренно и спокойно. В лучах солнца весело поблёскивала на поверхности озера лёгкая рябь от рассекавших по его зеркальной глади уток с подросшими птенцами. Они громко крякали и хлопали крыльями. В летнем знойном воздухе стоял непрерывный тихий гул от летавших повсюду пчёл, ос, стрекоз. То тут, то там слышалось низкое гудение шмелей. Лёгкие разноцветные бабочки, радуя глаз, порхали с цветка на цветок. Весёлый, птичий гомон раздавался из прибрежных кустарников. Далеко в небе над Девичьем полем кружил в медленном, величавом полёте орёл…
На уже привычном месте под раскидистым кустарником сидела на чистенькой, разноцветной подстилке Ольга. На ней было кисейное воздушное бледно-розовое платье с ажурным кружевом по низу и ярко-красная душегрея на ленточках. Густые волосы были перехвачены красной атласной лентой. Она нервно покусывала губы, облизывала их острым язычком и озабоченно поглядывала в сторону дороги…