«Эгоистка», «психопатка», «истеричка» – самое мягкое, что я тогда услышала в свой адрес, когда он обвинил меня в том, что своей затянувшейся депрессией и необузданной одержимостью найти ублюдка я порчу жизнь не только себе, но и родителям. Отчасти Винсент был, конечно, прав, я понимала это и тогда. Но было в его речи и то, что я не смогла принять и спустя годы: категоричность и резкость, лишившие меня возможности сказать хотя бы слово в свое оправдание. Он точно вынес мне приговор, без права последнего слова. Тогда мне казалось: он просто не выдержал и сорвался, я верила, что скоро он попросит прощение, и все будет как прежде, но вместо этого он заблокировал мой номер телефона и создал идиотский график посещений родительского дома. Он лишил нас возможности вести диалог, и теперь, столько лет спустя, глядя на него, я снова чувствую не только горечь обиды, но и растерянность. Я не знаю, как с ним говорить. Что нужно сказать, чтобы он вновь увидел во мне свою любимую сестренку, а не эгоистку и психопатку, отравляющую жизнь всем вокруг.
Мы огибаем жилой массив в тотальной тишине, и только когда Винсент сворачивает с главной дороги, я понимаю, что мы направляемся к школе Святого Патрика. В стенах этого одноэтажного здания из красного кирпича прошли наши с Винсентом школьные годы.
– Она сказала мне, что ты улетела с Джесс отдыхать, – нарушает тишину Винсент, когда мы устраиваемся на скамейке возле футбольного поля.
– Нет, – с облегчением выдыхаю я. Всю дорогу сюда я не знала, что сказать ему, как нарушить это молчание длиной в несколько лет. Но он сделал это за меня, как и всегда, взяв инициативу в свои руки. – Мы улетаем только в среду. Но мама часто в последнее время на свой лад интерпретирует полученную информацию.
– Полагаю, романтический ужин с Ником и твое желание начать все с чистого листа – тоже ее вариация событий?
– Что? – чуть ли не задыхаясь, спрашиваю я. – Это она так сказала?
– Не парься, это же мама, – ровным голосом говорит Винсент, глядя куда-то вдаль. – Я на прошлой неделе случайно встретил Альберта, помнишь такого? Он учился с тобой в параллельном классе.
– Тот, что носил брекеты и повсюду таскал за собой свою овчарку?
– Он самый, оказывается он отсюда и не уезжал, работает на автосервисе, тут на Атлантик-авеню. Все над ним смеялись, а он сейчас такой качок не хуже твоего Ника.
– Никакого моего Ника не существует.
– Так мама что, придумала про ужин?
– Отчего же, ужин был, ее стараниями, но только это ничего не меняет.
– Выходит, я для нее был запасным.
– В каком смысле?
– Ну раз с Ником у нее не получилось, решила хотя бы нас примирить.
– Винс… – я осекаюсь. Это сокращение звучит таким родным и таким чужим одновременно. Я называла его так в другой жизни, не уверена, что все еще имею право звать его так теперь. – Винсент, я правда ничего не знала. Я была уверена, что сегодня мой день, поэтому…
– Винсент? – передразнивает меня брат. – Ты уже сразу полным именем называй меня – Винсент Мариус Рид, как мама делает, когда собирается устроить взбучку.
Мы впервые улыбаемся друг другу с тех пор, как встретились сегодня. И только от этого в груди у меня разливается приятное тепло. Чувствую, как страх быть вновь непонятой и отвергнутой притупляется, уступая место робкой надежде, зарождающейся где-то глубоко внутри.
Обмениваемся короткими, ничего не значащими репликами, но разговор не клеится. Мы снова молчим, откинувшись на спинки кресел, каждый из нас смотрит на фасад школы, невольно вспоминая, сколько счастливых дней мы провели в ее стенах: завели первых друзей, встретили достойного противника, познали сладость влюбленности и горе расставания…
– Помнишь, как Лакки любил играть здесь с нами в футбол? – неожиданно спрашивает Винсент.
ebooksa