Мертвее не бывает

— Сова. Почему она летает тут среди бела дня? Наверное, кто-то потревожил ее гнездо.

Мое основное правило гласит: не смотри на фотографии, если в этом нет необходимости. Но в тот момент я подумала, что большой опасности увидеть призрака нет: вряд ли они парят у нас над головами, в нескольких метрах над землей. Так что я поддалась и начала листать фотографии Джареда.

Они вышли потрясающе. На животе у совы виднелись яркие черно-белые полоски, ее крылья были расправлены в полете, а перья по краям напоминали вытянутые пальцы.

— Мне очень нравится, — сказала я.

Тут я поняла, что до сих пор держусь за фотоаппарат, а следовательно, и за Джареда — камера висела у него на груди. Похоже, его не смущало, что мы оказались так близко друг к другу, но я аккуратно отдала ему фотоаппарат и сделала шаг назад.

Он слегка улыбнулся мне. Я отвернулась.

Небо было затянуто тучами, и холод стоял невыносимый. Внезапный циклон, налетевший в выходные, отпугнул любителей прогуляться или выйти на пробежку, которых в заповеднике обычно хватало. Мы брели по тропе уже около часа и за все это время встретили всего двух человек. Шел второй день зимы, и температура не поднималась выше четырех градусов. Я закуталась в три слоя одежды, но Джаред остался верен своему хипстерскому стилю: на нем были джинсы, фланелевая рубашка и начищенные коричневые ботинки. Только легкую курточку накинул.

— И что потом? Были проблемы? — спросила я.

Он недоуменно моргнул, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили.

— А… Она отправила меня к директору.

— Фигово.

— Да не. — Джаред пожал плечами. — Отец Лопес — человек понимающий. Просто сказал мне вести себя с ней повежливее.

Я слушала вполуха. У меня из головы никак не выходила сова с фотографии. То, как она прорезала крыльями серое зимнее небо. То, как прижимала узловатые ноги к телу. Меня охватила холодная, отчаянная зависть.

Вы спросите: зачем человеку, который на фотографии даже взглянуть боится, выходить на прогулку с целью что-нибудь поснимать? На самом деле я проводила дни с Джаредом не ради хороших кадров. Я хотела побыть с тем, кто знал меня, но не слишком близко. С тем, кому я была интересна, но не чересчур. Джаред оказался едва ли не единственным человеком, рядом с которым я могла находиться. Кроме того, только он — не считая родственников — позвал меня хоть куда-нибудь.

Хоть я и не хотела фотографировать, мне нужно было гулять на свежем воздухе. Нужно было выбираться из дома, где я задыхалась и где меня душила (пусть и с благими намерениями) моя семья. Я всегда брала с собой фотоаппарат, потому что боялась, что иначе Джаред сочтет меня странной и перестанет приглашать с собой. Так что я использовала камеру как бутафорию. Как плату за входной билет. Снимки я делала редко, зато хорошо научилась притворяться, что делаю их — ровно столько, сколько нужно, чтобы избежать подозрений.

Но мысль о сове, устремившейся вниз в своем полете, придала мне безрассудной храбрости. Я поднесла фотоаппарат к лицу. Джаред замолчал и отошел в сторону, как будто знал, что в этот момент мне нужно было побыть одной.

Сначала я подняла объектив к небу и нацелила его на тонкие, голые ветки деревьев. Казалось, что они растут из нижнего края кадра, словно травинки. Мне нравилась эта иллюзия.

Я немного опустила объектив и сделала второй снимок. Сместила его еще чуть-чуть ниже — и нажала на кнопку затвора. Я искала глазами малейшие следы того, что сейчас появится призрак, но ничего не происходило. Тут меня с головой накрыло облегчение, и я начала снимать в привычном ритме: щелк — смена кадра — щелк — смена кадра. Это было так же естественно, как дышать. Джаред находился в паре метров от меня. Мы двигались, словно пара танцоров на сцене: ни на секунду не забывали друг о друге, при этом отдавая все внимание своей работе.

Постепенно я перестала беспокоиться из-за призраков.

Когда мы дошли до поворота, я пролистала кадры назад и посмотрела на дисплей.