На этот раз Меган присоединилась к аплодисментам.
Я откинулась на спинку стула, почувствовав себя неловко.
Потом какой-то мальчик из средней школы рассказывал, как вдруг понял, что его друзья — сатанисты, поэтому перестал общаться с ними и ходить на репетиции их рок-группы.
Я начала ерзать на стуле.
Не поймите меня неправильно. В общем и целом я совершенно согласна с братом Беном.
Оккультизм, темная сторона, загробный мир — я во все это верю. Я со всем этим встречалась. Я думаю — нет» знаю на своем собственном ужасном опыте, — что все это очень опасно. И я на сто пятьдесят процентов согласна, что людям лучше во все это не лезть.
Но вот хоть убейте меня. Я дважды лицом к лицу сталкивалась с призраками, желавшими мне смерти. Ужасает ли меня после этого мысль о двенадцатилетках, которых записали в сатанисты? Не смешите.
— Кто еще хочет выступить? — спросил Бен и посмотрел прямо на меня.
О нет. Я прислонилась к спинке стула и попыталась выдавить из себя убедительную виноватую улыбку.
И тут Меган проговорила: «Ну ладно» — и направилась к трибуне, чем привела меня в полнейший шок.
— Привет… Я Меган.
Я смотрела на нее, хмурилась и ничего не могла с этим поделать, хоть и знала, что она обязательно это заметит.
— Как многие из вас уже знают, у меня есть проблема, — начала она. — Я борюсь с ней и всем сердцем хочу оставить позади все плохое. Но что же делать… со всем хорошим?
Я так сильно вцепилась в свои джинсы, что побелели кончики пальцев.
Мама Меган была призраком. Добрым призраком. Их мало, но все-таки иногда они встречаются. В конце концов мама Меган помогла спастись нам всем: своей дочери, мне, моей семьи и десяткам людей, которых убила бы Кейси, не сумей мы остановить злого духа, жившего в ее кукле.
Как можно было склонять дочь к тому, чтобы она предала память собственной матери? И как Меган могло прийти в голову, что это правильно? Если бы в этот момент мы были вдвоем, я бы сразу сказала ей не выдумывать глупости — память о матери просто не может быть чем-то плохим.
Но в «Светлом пути» все было устроено иначе.
Бен вздохнул и провел рукой по своим волосам, так что они растрепались в разные стороны.
— Если что-то не относится к нашему миру, — сказал он со снисходительным сожалением, — значит, оно относится к другому миру. А если что-то относится к другому миру…
— То оно не для нас, — без энтузиазма закончили за него несколько человек из зала.