— Хорошо, хорошо, начальнику тогда сами расскажите все, — немедленно согласился на разговор капитан.
Оленька села на стул, ожидая услышать от Дубанько новости о гибели брата и всей группы.
— Ваш брат сорвал свадьбу у главы посёлка, украл у него невесту, а утром бегал голый по полю и кричал, что знает лично товарища Сталина… В данном случае, думаю, он имел ввиду моего непосредственного руководителя — начальника полиции, — на одном дыхании произнес капитан.
Оленька два раза моргнула, что-то невнятно промычала и… решила молчать, не перебивать.
— На момент моего разговора с их местным стражем порядка, жителями поселка были найдены только двое туристов, — добавил капитан.
Оля положила голову на руку, скорчила гримасу и о чем-то задумалась. Дубанько продолжил что-то говорить в трубку, но девушка сбросила вызов.
— Ох, Валенов, не знаю, стоит ли удивляться, — проворчала она, медленно встала из-за стола, собрала вещи и отправилась домой, чтобы лишний раз не пересекаться с Куприяновым, ведь именно ей удалось убедить директора в том, что Рома сможет благополучно, без происшествий сводить группу в поход. Что он, несмотря на свою, порой, катастрофическую рассеянность, человек ответственный…
Где-то в лагере. Группа ответственного руководителя Романа Александровича Валенова…
Юля сидит у костра, укутавшись в светло-коричневый клетчатый плед бабушки Элины, держит в руке чью-то железную кружку. Как выяснилось вскоре, кружка была та самая, простреленная, с которой Тощий на скале проснулся. Юля налила в неё чай — чай вылился. Девушка не заметила, поднесла кружку ко рту — в кружке пусто. Глаза вниз она не опустила, подумала, что уже все выпила. Налила из котелка ещё кружечку, через некоторое время поднесла ее ко рту — пусто. Кира сидела сбоку, наблюдала за её действиями и злорадствовала. Подошла Элина, потрясла девушку за плечо.
— Эй, у тебя кружка с дыркой — сказала и сунула Юле в руки злаковый батончик.
Юля посмотрела на кружку, хмыкнула и снова задумалась.
— Ты чего ей не сказала про кружку, видишь же, в шоке человек? — Элина повернулась к Кире.
— Со мной шла… — произнесла Кира, не отвечая на второй вопрос Элины. — Видимо, она успокоиться все не может из-за Худогубкина. Чувствительная девочка! — она пожала плечами. — Воды что ли еще для чая принести.
Кира подошла к котелку, он был наполовину пуст или наполовину полон — кому как удобнее, дорогие читатели. Девушка-боксер осторожно посмотрела на Элину и когда та начала протирать очки, незаметно слила остатки воды, которая стекла под небольшую сумочку Могильникова, стоявшую в метре — двух от костра, ниже по рельефу. В сумке у него хранились сухие шерстяные носки, связанные мамой, подштанники, тонкие рабочие перчатки, шапочка и фотография маленького Дарьяна. Разумеется, все промокло. Кира показала Элине пустой котелок и исчезла из лагеря. Та проводила ее взглядом и налила Юле чаю в другую, целую кружку, поднесла к ее трясущимся рукам.
— Ничего не помню, — произнесла Юля охрипшим голосом, посмотрела на простреленную кружку, которую Элина поставила на плоский камень: — Смотрю я сейчас на эту кружку и вспоминаю одно лицо… Такое придурковатое, тощее, с высунутым, как у собаки, языком.
Элина хихикнула.
— Я что-то смешное сказала, не пойму? — нахмурилась Юля.
— Да так, вспомнилось … В общем, неважно! — ответила Элина.
— Вспомнить бы, что я здесь делаю, в лесу. Вроде бы вчера только-только с Марком в ресторане сидели, — она склонила голову к коленям, поставила кружку на землю, обняла руками ноги и замолчала.
Вернулась Кира. Из палатки вылез Могильников — проснулся, потому что замёрзла правая пятка. Поволок ноги к костру с характерными для властителя загробного мира хрипами.