Наблюдая за Большой медведицей

22
18
20
22
24
26
28
30

Могильников храпел в своей палатке, как морж во время спячки. Дарьян с простреленной попой храпел в своей.

Из посёлка в лагерь по приказу бабки направились человек двадцать. Двое самых агрессивных, шли впереди, кричали, вызывая дикаря на бой и высказывали неприличные предложения в его адрес. Однако, хозяин дома семейки Аддамс призвал коллег-завоевателей утихомирить пыл, указывая на то, что объект преследования — кадр весьма и весьма импульсивный. Настолько импульсивный, что от его импульсов даже похолодало вдруг…

Незваные гости осторожно вошли на территорию лагеря, увидели торчащую из длинной рыбацкой палатки ногу, одетую в дырявый носок. Часть селян кинулась приводить в чувство односельчан, лежавших без сознания после физического контакта с патологоанатомом. Двоих нашли, а от третьего на месте остались лишь вилы.

А Рыжий бородач, схватив лопату покрепче, и еще двое двинулись к палатке, прислушиваясь, спит ли дикарь внутри. Но и спящим Могильников находился в полной боевой готовности. Он лягнул мужика своей огромной ступней сорок восьмого размера и оставил на лице бедолаги отпечаток протектора. Из носа рыжего мужика пошла кровь. Мужики прыснули в стороны: кто — в пустые палатки, кто — за деревья. Бородач выронил лопату и скукожился от страха, зажмурился, потом приоткрыл глаза — нога так и торчала из палатки. «Не, все-таки, спит» — решил рыжий и снова подобрался к палатке, вытерев нос о рукав грязной телогрейки. Приподнял тент — точно спит. Оглянулся, помахал рукой, подзывая остальных.

Мелкими перебежками мужики добрались до палатки. Если вы подумали, дорогие читатели, что селяне поколотили спящего человека, то вы в корне неправы, это не соответствовало моральным принципам местных мужиков. Они приняли весьма компромиссное решение — притащить Могильникова в деревню спящим, пусть с ним Квазимодо и Бельмондо разбираются. Рыжий предложил предварительно пошуметь, потрясти палатку, чтобы понять, насколько крепко спит дикарь. К несчастью нападавших, лысый мужик в этот момент, выронив пачку папирос, нагнулся, пошатнулся и упал прямо на палатку. Все оцепенели. Решили, что смерть с косой прямо сейчас к ним и придет. А, может, и без косы. Однако, из палатки все также слышался храп. Патологоанатом лишь повернулся, придавив собой лысого, и издав при этом какой-то ужасный звук, от которого лысый заорал, вырвался из объятий спящего «чудища» и бросился в лес. Остальные снова спрятались за большую синюю палатку девушек.

А Могильников по-прежнему сладко спал, причмокивая и похрапывая. Его спирт так не убаюкивал, как чай с маминым ежевичным вареньем. Убаюкивала не столько сладость, сколько тёплые воспоминания о маме, которая покинула наш мир несколько лет назад. Поэтому ложка варенья усыпляла патологоанатома лучше любого снотворного, согревая душу.

Немного успокоившись, мужики смастерили из подручных материалов подобие носилок, аккуратно поместили на них Могильникова и… уронили — ручки носилок с одной стороны оборвались. Дикарь упал головой вниз. Двое, что его держали, зажмурились от ужаса, остальные опять разбежались. Но Могильников спал и улыбался.

В общем, патологоанатома все же удалось унести, и Дарьян остался в лагере один, продолжая постанывать во сне.

Закусь…

Пока Могильникова несли в посёлок, Квазимодо спорил с туристами, а точнее — с Романом Александровичем. Спорил обо всем подряд. Дебаты выглядели весьма смешно: глава изрекал заведомо ошибочные суждения касательно группы туристов: причислял их то к банде наркоманов, то сутенеров, то тунеядцами называл. Роман пытался его переубедить. Вежливо. Остальные молча наблюдали за происходящим. Несколько раз в разговор вмешивались Элина и Кира, уговаривая Квазимодо их отпустить. Элина, к тому же, предлагала выполнить какую-нибудь «черную» работу, чтобы загладить вину перед жителями поселка. Но горячий спор двух капитанов, в котором Роман уже обвинял Квазимодо в том, что когда-то некий горбун украл из сада его бабушки яблоню, остановить было невозможно. Даже невеста, изобразив удар мизинцем об угол тумбочки, перестала вмешиваться в спор. Возможно, их смогла бы остановить баба Соня, но та стояла возле окна и не сводила глаз с горизонта, волнуясь за жизнь и здоровье тех, кого она отправила за Могильниковым.

И вот, наконец, в дверь залетел рыжий и бородатый дядька, с возгласом: «Привели!»

— Кого? — проснулся Тощий.

В дом на носилках занесли Могильникова, накрытого с головой покрывалом. Лея закрыла рот рукой, чтобы не разрыдаться во весь голос. Остальные лишились дара речи.

— Он…умер? — опешила даже Юля.

У Валенова душа в пятки ушла. Мысль, что в его первое руководство мало того, что туристы наркотиков наелись, так ещё и один из участников похода умер, накрыла его черной пеленой. Он словно впал в транс.

— Вы, что сделали, сволочи? — у Киры отключился барьер самосохранения, и рука непроизвольно сжалась в кулак. «Бац» и отправился «спать» мужик с горбатым носом. Скорее всего, после такого «удачного» попадания, нос его стал еще более горбатым.

— Да он просто спит! — закричал рыжий, поставил руки блоком перед собой и зажмурился, полагая, что следующий удар прилетит ему.

— Спит? — прорычала Кира, не опуская кулаки. — Зачем вы тогда его закрыли с головой?

— Мы… — запнулся от наплыва эмоций мужик. — Мы…

— Мы! — выкрикнула Кира и замахнулась.