Лея решилась на эксперимент и крикнула: «Олег Уюкович, Дарьяну плохо!»
Могильников взвился на ноги, словно и не спал, схватил ружье, выстрелил в небо и заорал:
— А ну, руки прочь от него, сволочи! — прицелившись куда-то в направлении Дарьяна, стал водить вокруг него ружьем, выискивая опасность, о которой сказала Лея.
— Ой, я в уборную! — пискнул Тощий и убежал.
Дарьян вздохнул и протянул:
— Могильников… — и поднял тарелку с кашей. Упала утка. Упала ему в тарелку. Дарьян снова вздохнул и добавил: — Приятного аппетита мне. Геркулес с уткой, деликатес, которого не ждал! — Он поднял птичку за крыло, та выбралась из его рук и убежала, измазанная кашей. Дарьян посмотрел на Могильникова и продолжил: — Олег Уюкович, это что сейчас было? Если я вас так достал, скажите прямо, зачем стрелять-то?
Могильников стоял ошарашенный, моргал и ничего не мог понять.
Все уставились на патологоанатома.
— Кошмар приснился, — холодно буркнул тот.
— А я думал, кошмарам снитесь Вы, а не наоборот… — пошутил Эдкевич.
Могильников, отдышавшись, увидел, что опасности нет, поставил ружье к дереву и налил себе воды.
Все переключили внимание на Романа, а Дарьян… Дарьян стоял в центре лагеря и усердно обдумывал ситуацию: «Почему его так завела история с моей мамой? Почему он так бурно реагирует на все, что связано со мной?.. Странно это все»
Вскоре и Могильников присоединился к собранию вокруг Романа. Присел рядом, спросил:
— Руками, ногами шевелить можешь?
— Могу, — ответил Роман, пошевелив конечностями.
— Чудно… А, когда шевелишь, боль появляется? Если да, отдает куда-нибудь? — продолжал расспрашивать Уюкович.
— Нет, просто дышать тяжело, — прокряхтел Роман.
— Значит, позвоночник цел, но пока следует соблюдать осторожность, сейчас под адреналином он может боли не чувствовать, поэтому попробуем аккуратно приподнять нашего руководителя, — сказал Могильников Кире и Элине.
Эдкевич снова пропал вместе с фотоаппаратом.
Лея сбегала к палатке, принесла свой коврик, на него положили Романа и аккуратно перевернули на живот.