Гонщик

Посматривали люди и на Игнатьева, но вслух ничего не говорили. Тот со своей треногой встал так, чтобы никому не мешать, и старательно прикидывался ветошью.

В ожидании своей очереди я подошел к столу, за которым сидела, колотя по клавишам пишущей машинки, единственная дама в конторе. По всей видимости, та самая Люсьена, о которой давеча шла речь.

— Добрый день, господин Стриженов, — равнодушно произнесла она. Извольте поставить свою подпись.

С этими словами она протянула мне два листа бумаги. Я быстро их просмотрел. Это было соглашение о расторжении контракта по инициативе работодателя. Дата стояла позавчерашняя. Что ж, сумма в расчете будет на пару рублей меньше. Я взял со стола перо, обмакнул в чернильницу и быстро вывел сложный росчерк сперва на одном листе, потом на другом. Ради этих двух закорючек я вчера перед сном убил не меньше двух часов, пытаясь сперва просто написать хоть что-то на листе не слишком качественной бумаги, а потом подделать собственную подпись, тщательно копируя все положенные завитушки, которые были изображены на бумаге с контрактом. Забрав и просушив свой экземпляр, я спрятал его во внутренний карман сюртука и вернулся к ожиданию беседы со своим теперь уже бывшем шефом.

Ждать пришлось довольно долго, но, наконец, дошел черед и до меня. Тяжелая дверь кабинета отворилась без скрипа, я сделал два шага вперед и остановился перед столом, за которым восседал, судя по всему, сам Т.Ф. Как-то так вышло, что я так и не удосужился запомнить имя-отчество начальства. Но теперь, надо полагать, в этом и вовсе не было смысла. Пока управляющий копался в ящиках своего стола и перебирал какие-то бумаги, я получил возможность как следует разглядеть этого человека.

Маннер оказался толстячком с круглым одутловатым лицом, пухлыми щеками, маленькими комичным усиками и большой сверкающей плешью. Одет он был в шикарный костюм-тройку, явно шитый на заказ у дорогого портного. На коротких толстеньких пальцах сверкали перстни. И камни в них явно были настоящими, в отличие от тех, что я видел у моих соседей по пансиону.

Какого-то конкретного плана беседы я заранее не составлял, положившись на импровизацию. И уже здесь, в конторе, глядя на собравшихся людей, у меня возникла идея. Состояла она в том, чтобы, во-первых, сделать разговор достоянием общественности. А во-вторых, оставаясь самому в рамках приличий, будучи до омерзения вежливым, раскрутить и без того несдержанного управляющего на эмоции, заставить выйти из себя и допустить какую-нибудь пусть небольшую, но достаточную для почтеннейшей публики промашку. Главное, чтобы это зафиксировала пресса и сформировала у почтенной публики соответствующий образ.

И вот я стоял у стола в ожидании, когда этот самый разговор начнется. Но Т.Ф. явно не хотел обращать на меня внимание, так что пришлось напомнить о себе, позаботившись, чтобы мои слова были слышны во всей конторе:

— Господин Маннер, вы так и будете старательно игнорировать мое присутствие?

Маннер поднял голову и уставился на меня с таким выражением лица, словно видел впервые. Я же в ответ широко улыбнулся и в свою очередь принялся пристально глядеть управляющему точно в переносицу. Тот, видя, что меня таким приемом не прошибить, грозно рявкнул из-за стола:

— Какого черта приперся? Пошел вон! Ты уволен!

Видимо, этого должно было хватить, чтобы мой предшественник в панике скрылся куда-то далеко в неизвестном направлении. Я же в ответ улыбнулся еще шире, подтянул поближе кресло для посетителей и уселся в него, закинув ногу на ногу. Во время этих манипуляций я украдкой глянул на дверь. Все в порядке, между дверью и косяком оставалась щель вполне достаточная, чтобы вопли Маннера слышала вся контора и, что гораздо важнее, мой новый приятель журналист Федор Игнатьев.

Видя, что горлом меня не взять, мой визави переменил тактику. Он откинулся на спинку своего кресла и уже спокойней произнес:

— Ну чего тебе еще надо? Люсьена тебе бумаги выдала?

— Выдала, — подтвердил я.

— И чего ты теперь от меня хочешь?

— Как чего? Своих денег.

— Каких еще денег?

Недоумению Маннера, казалось, не было предела.

— Что значит, каких? Честно заработанных. Я отработал в товариществе «Успех» весь месяц без двух дней. Так что мне причитаются сто двенадцать рублей.