— В том-то все и дело, — подмигнул полицейский. — Кстати, что касается Томилиной, то вы невольно спасли ей жизнь.
— Это как же? Это чем же? — недоуменно спросил я.
— Тем, что сели к ней в мобиль. За ее гостем велась самая настоящая охота. Из-за него, собственно, мы и бегали в мыле всю прошлую неделю.
— Вы хотите сказать…
— Именно. Его и убили. И его, и кучера. Убийца, хоть и грешно так о нем говорить, был отменным профессионалом своего дела, и свидетелей не оставил. А коли ехал бы молодой человек вместе с Томилиной, то ее нынче тоже бы отпевали.
Я сразу вспомнил оброненное в тот вечер помещицей замечание о том, что племянник ее подруги фигурой сильно похож на меня.
— А откуда вы знаете, что убить хотели именно его?
— Так отыскали мы этого татя. Серьезный, знаете ли, уголовник попался. Два трупа, и у каждого одна пуля в сердце и вторая — в голове. Убил и проконтролировал, чтобы наверняка. Как мы на него вышли — этого я рассказывать не стану, служебная тайна. Но могу сказать, что прежде, чем его прихватили, он телеграмму отбил с вокзала. В ней было всего два слова: «Племянник уехал». А убитый как раз подруге помещицы Томилиной племянником приходился. Мы выяснили — за той дамой примерно пару месяцев один хлыщ начал увиваться и, судя по некоторым деталям, его цель — состояние этой дамы. Племянник же ему, как понимаете, мешал. Наверняка он и оплатил убийцу, вот только доказательств этому нет.
— А кому была адресована телеграмма?
— Думаете, мы это не проверили? На столичный главпочтамт, до востребования, на вымышленное имя. Да и забирать телеграмму пришел подставной человек.
Объяснение звучало логично, и я бы с чистым сердцем ему поверил, если бы не след револьверной пули на внутренней стороне латунного стаканчика моих гогглов. Но рассказывать об этом не хотелось: слишком много времени прошло с той гонки, да и улики таковы, что сам факт покушения неочевиден. Что ж, будем поддерживать официальную версию.
— Ну вы и мастер! — я постарался максимально достоверно отобразить не лице восхищение. — Такое дело за неделю раскрутить, да еще и убийцу поймать — это дорогого стоит.
— Да не поймали его, — дернул щекой инспектор, — убили при задержании. Отстреливался, сволочь, троих наших поранил, одного наповал уложил.
— Тем более. Матерого волчару вытропили да пристрелили.
Боголюбов, довольный похвалой, заулыбался.
— Владимир Антонович, — вдруг спохватился он. — вы же наверняка по делу пришли. Или нет?
— Скорее, за советом. Я не слишком силен в структуре вашего ведомства, и в какой кабинет мне сунуться, даже представить не могу.
— А в чем проблема?
— Понимаете, образовалось у меня трое сирот. Я хочу оформить над ними опеку, и для начала выправить все полагающиеся документы.
— Что ж, похвально, похвально. А просьбу вашу выполнить легко. Сейчас подойдет кто-нибудь из нижних чинов, он вас и проводит. А я записку набросаю, чтобы коллеги мои тягомотину не разводили.