Парнишку, зарезавшего Ивана, нашли через несколько дней. Им оказался двенадцатилетний местный мальчик Кутай Цурган. Его отец не был боевиком, радикалом, исламистом. Его отец, Леча Цурган, был простым учителем физики. Как выяснилось в ходе расследования, пару месяцев назад Леча возвращался вечером с заработков вместе со своим соседом. К ним подъехал УАЗ с российскими солдатами для проверки документов. У приятеля Цургана не оказалось с собой паспорта и его потащили в машину, чтобы отвезти в комендатуру «для проверки личности». Леча вступился за товарища, он сказал, что может сбегать к тому домой за паспортом. Но солдаты решили иначе. Они сказали, что раз мужчины приятели, то их обоих заберут, заодно и проверят, не фальшивый ли паспорт предъявил Леча для проверки. Ни Леча, ни сосед, домой так и не вернулись и больше их никто не видел.
Кутай остался старшим в семье, родственников у него в Грозном не было, мать погибла при бомбежке города еще в первую чеченскую. Двенадцатилетний Кутай остался вдвоем с сестрой, шестилетней Асамой. Соседи помогали детям чем могли, приглашали их к себе, но Кутай решил не уходить из родного дома и жить в нем вдвоем с сестрой. Он подрабатывал на рынке, помогал таскать товар продавцам, иногда сам торговал, разложив на куске целлофана нехитрые вещи, найденные им в разрушенных кварталах города. А еще Кутай мечтал отомстить. Отомстить русским, бомба которых взорвала его мать и солдаты которых забрали его отца, простого учителя. Ножи в любом чеченском доме всегда есть. И любой чеченский мальчик умеет ими пользоваться. Асама хоть и была еще совсем маленькая, но потребовала, чтобы брат взял ее с собой, когда пойдет мстить за родителей. Так дети придумали план. Оставалось только подловить одинокого русского.
Все это выяснил Григорий, когда прилетел в Краснодар на похороны брата и остался на несколько дней чтобы поддержать мать и отца.
Отец Григория, Семен, к тому времени уже вошел в основной состав Кубанского Казачьего Хора, а мать, Клавдия, стала завучем в школе. Именно Клавдия, конечно с помощью мужа, смогла сделать свою школу подшефной Хору. В школе даже, впервые в Краснодарском Крае, организовали казачий класс, с углубленным изучением истории Кубани и истории казачества. Так же именно Клавдия сумела отстоять перед ведомственным руководством введение в школе предмета «Кубановедение».
Смерть младшего сына сильно подкосила здоровье его родителей. Но в эти дни случился и еще одно происшествие.
Через неделю после похорон, Семен, вместе со всем хором, поехал на выступление в Москву. Семья решила, что Григорий вернется в столицу после возвращения отца с гастролей, а пока поживет с матерью, поддержит ее. Так вот, на гастролях Казачьего Хора в Москве это и случилось.
Семен с хором выступали перед зарубежной делегацией, давали сольный концерт в Министерстве Обороны для приглашенных западных военных в рамках конференции по сближению наших стран под эгидой разрядки и снятия военного напряжения между НАТО и странами бывшими членами Варшавского договора, и в особенности Россией.
Разумеется, ни Семен, ни его коллеги по хору не участвовали в планерных заседаниях и не слушали речи ответственных участников. Однако, они все были приглашены на ужин в честь окончания конференции. В отличии от западных банкетов, где все организовано в виде фуршета, гости свободно передвигаются по залу и общаются, наше мероприятие было организовано в лучших советских традициях, с огромными столами, ломящимися от еды и напитков и строгой рассадкой по заранее определенным местам, о чем заботились официанты, выправкой и суровыми лицами больше похожие на младших офицеров или курсантов Академии Федеральной Службы Безопасности.
От обилия еды, от вида которой они все уже успели отвыкнуть за последние несколько постперестроечных лет, участники хора пьянели не меньше, чем от выпитой водки. Тосты поднимались часто, были они многословными и выпивались всегда до дна. И вот, микрофон для очередного тоста, взял какой-то руководитель натовской делегации. Он извинился за свое незнание русского языка и начал, через переводчика, излагать длинный, красивый и очень уместный в это время тост о дружбе между народами, о помощи, которую цивилизованный мир в лице альянса готов предоставить так нуждающейся в помощи России. Семен, как и любой летчик, тем более военный, неплохо знал английский. Он заметил, что некоторые особо острые углы, когда оратор уж очень восхвалял возможности запада и откровенно саркастировал по поводу возможностей России, наш, русский переводчик старательно сглаживал и выдавал в эфир более мягкую версию. Но не от злости на слова тостующего у Семена захолодело сердце и замерла рука. Тост говорил тот самый специалист, который несколько лет назад по сантиметру отрезал ему в Богом забытой афганской деревушке пальцы на левой руке. Сначала Семен узнал этот голос, потом, посмотрев на говорившего полковника в натовском мундире, окончательно убедился, что это он.
В один из перерывов, когда кто-то вышел освежиться, кто-то покурить, Семен подошел к группе из пяти военных, наших и западных, в которой стоял полковник. Он тронул полковника за плечо, и когда тот обернулся, спросил:
— Помнишь меня?
Полковник сначала было отмахнулся, но потом посмотрел в глаза Семену, долго так посмотрел. В глазах вспыхнуло узнавание, зрачки заметно расширились и тут же сжались до крохотной черной точки.
— Sorry man, could you speak English? — спросил полковник и, уже скучающим взглядом окинул Титова с головы до ног, задержавшись взглядом на пустом левом рукаве казачьего бушлата.
— Ты ж, паскуда, русский знаешь не хуже меня! — Взревел Семен. — Это ж ты мне в Афгане руку резал!
— Это что за хрень? — Взревел стоявший рядом крупный седой генерал. — Казак, нажрался что ли?
— Товарищ генерал, это он, эта сука меня в Афганистане резал, — напряжение последних недель и хмель сделали свое дело, Семен брызжа слюной тыкал в натовского полковника пустым рукавом. — Это он, он узнал меня, он по-русски лучше нас с вами говорит паскуда, а теперь он тут водку за дружбу пьет, а я из-за него летать не могу.
Семен здоровой правой рукой схватил погон с серебряным орлом и рванул на себя. Погон не оторвался, но полковник буквально налетел на Семена и приобняв ловко закинул правую ногу под голень левой ноги Семена и, придав чуть-чуть усилия, повалил его на пол, сам упав на него сверху. Со стороны все смотрелось, будто бы пьяный русский схватил и повалил на себя натовца. После падения губы полковника оказались у самого уха Семена и он прошептал на чистом русском:
— Ну конечно же я тебя помню, я за тебя свой золотой лист на погоны получил, надо было тебе тогда не руку, а яйца отрезать, сейчас бы солистом в своем хоре был бы, — он легко оттолкнулся от Семена и встал на ноги.
— You"re drunk soldier. You disgrace your uniform, — с презрением выплюнул он казаку, все еще лежащему на полу, — General, is it the normal behavior for your staff? Or it"s a part of the entertainment? — обратился он к генералу.
— Интертейнмент, точно, интертейнмент. Сейчас я этому казачку отдельную шоу программу устрою! — Ревел генерал. — Унесите эту пьянь отсюда, — приказал он тут же подбежавшим двум официантам.