Тарантелла, или Танцы с пауками. Поцелуй тарантула и закрой глаза…

22
18
20
22
24
26
28
30

Глава 12

Маленький мир доктора Ошерова

Она остановилась перед дверью своей квартиры и вдруг поняла, что боится ее открывать. Ботся застать там Логинова вместе с Соней. Измены, которые она позволяла себе, доставляли боль теперь ей самой. Неужели она потеряет и Логинова?

И словно в подтверждение ее мыслей, открыв двери своими ключами и войдя на цыпочках в прихожую, она услышала Сонин веселый смех и даже визг, который может издавать женщина в минуты полной раскрепощенности и любовно-щенячьих игр…

Чувствуя, что от еще вчерашней Наталии Ореховой осталась лишь тонкая оболочка (твердость она потеряла ночью, когда застала Валентина с Люсей в летней кухне, занимающихся любовью), она, прислонившись к стене, чтобы не рухнуть без чувств, вплотную приблизилась к щели, оставшейся от не до конца закрытой двери, ведущей в гостиную, и заглянула в нее… В розовом свете ночника на разложенном диване устроили возню два человеческих существа, одно из которых было Соней, а второе, явно мужского рода, но лица которого разобрать было невозможно…

***

«Я знала, что когда-нибудь мне придется за все расплачиваться: и за Ядова, и за Жестянщика, и за Ошерова… Но, Боже, как же мне больно…»

Она мчалась по шоссе прочь от города, который кишел теперь не только преступниками, но и подлецами, первыми из которых были Валентин Жуков и Игорь Логинов.

Все потеряло смысл. оставалось одно: работать и работать. И многое за этот день она уже успела сделать… Но вот стоит ли рассказывать Ведерникову с Селезневым о пункте проката и про Ванеева? Желание во всем разобраться самой взяло верх. И поэтому, когда она свернула на дорогу, ведущую в Вязовку, никаких сомнений в том, что она будет хранить молчание и действовать, по возможности, в одиночку уже не было. Она скорее вытянет все, что только можно по делу, из них, этих, как теперь уже ей стало ясно, аморфных и вялых следователей или инспекторов («Какая, к черту, разница?!»),

чем поделится своей информационой добычей. Да и кормить она их не будет. Пусть едят в деревенской столовой ржавые котлеты на растительном жире и разваренные макароны, политые машинным маслом. А то она их кормит пулярками, да поит вином, купленном в супермаркете и стоившем ей около пятидесяти долларов за бутылку, а они еще и ждут, когда она им ВЫСВЕТИТ что-нибудь новенькое, свеженькое и оригинальненькое… Ну уж дудки!

С таким настроением она почти ворвалась в дом, где еще недавно была так счастлива, и толкнув дверь, поняла, что внем уже кто-то есть. «Подружка-прелесть, которая переспала с моим любовником, а теперь охмуряет наших доблестных милиционеров… Перестрелять их что ли всех к чертовой бабушке…»

Она разозлилась не на шутку. И на Ванеева, и на Аржанухина, который почему-то сбежал, не дождавшись приезда адвоката (которого он, кстати, и не дождался бы, поскольку денег у него, скорее всего нет, а адвокаты не такие идиоты, чтобы работать за «здорово живешь»)…

Она заглянула в кухню – все чисто прибрано и – никого. Затем обошла гостиную, пытаясь определить, кто же в доме, зашла в спальню, где еще несколько часов назад простыни были теплыми от их тел – ее и Валентина, и вдруг вскрикнула, потому что кто-то, подкравшийся к ней сзади, крепко схватил ее в железные тиски рук…

– Это ты? – она повернула голову и, встретившись взглядом

с глазами Логинова, застонала от счастья… – Откуда ты взялся?

Он отпустил ее и улыбнулся:

– Да я здесь уже часа четыре… Все, что нашел вкусного съел, но выпить – не выпил, жду, когда соберутся все…

– Ты имеешь в виду своих дружков?

– Именно…

– А как ты здесь оказался? Как ты нашел этот дом?